быть готов в любое время подхватить и продолжить любую работу, если потребуется. А во‐вторых, предполагала, будто мистер Хэнкин был менее разносторонним сотрудником, чем даже Копли.
– «Нутракс», – проговорил мистер Хэнкин в своей изощренной манере, – разумеется, не относится к моим любимым заказчикам, но в случае необходимости я справляюсь с ними без труда. – Это был еще один выпад в сторону мистера Армстронга, у которого случались «капризные» периоды, когда он передавал всех своих клиентов мистеру Хэнкину, ссылаясь на нервное истощение. – Думаю, масштаб моих возможностей не слишком уступает масштабу возможностей младшего копирайтера.
– Ну-ну, – сказал мистер Армстронг, предвидя, что мистер Хэнкин близок к тому, чтобы сказать нечто нежелательное и дать нагоняй сотруднику одного отдела в присутствии сотрудников другого. – Слава богу, обошлось без особых последствий, и вы сделали все что могли в кризисной ситуации. Никто не может предвидеть всего. А теперь, мистер Хэнкин, – сказал он, кивком отпуская мелкую сошку, – давайте раз и навсегда разберемся с вопросом о «Сопо». Не уходите, мисс Партон, я хочу, чтобы вы вели запись. С «Нутраксом» я все улажу, мистер Толбой, не беспокойтесь.
Дверь за мистером Копли, мистером Инглби и мистером Толбоем закрылась.
– Господи, – сказал мистер Инглби, – столько шума из ничего! Все бы прошло на ура, если бы Барроу не совал свой нос куда не следует. Кстати, пойду подразню его. Будет знать, как отвергать мои разумные предложения. А вот, кстати, вотчина мисс Митьярд. Я должен поведать ей, что сказал Армстронг насчет старика Барроу. Привет!
Он нырнул в комнату мисс Митьярд, из которой вскоре послышались возгласы, отнюдь не приличествующие дамам. Мистер Копли, чувствуя себя так, словно в голове его, как в барабане, крутились гранитные шарики, ударявшие изнутри в черепную коробку, чопорно отправился восвояси. Проходя мимо диспетчерской, он заметил миссис Крамп, всю в слезах стоявшую перед столом миссис Джонсон, но не придал этому особого значения. Его единственным страстным желанием сейчас было отделаться от мистера Толбоя, следовавшего за ним по пятам.
– О, мистер Толбой! – донесся до него весьма пронзительный голос миссис Джонсон, который прозвучал для Копли приказом об освобождении из-под стражи.
Он бросился к себе, как кролик в нору. Нужно принять фенацетин, какими бы ни были последствия. Поспешно проглотив три таблетки, даже не запивая, мистер Копли сел в свое вращающееся кресло и закрыл глаза.
Бац, бац, бац – врезáлись в его череп гранитные шарики. Если бы только удалось полчаса посидеть вот так, спокойно…
Дверь резко распахнулась.
– Послушайте, Копли, – выпалил Толбой голосом, напоминавшим звук отбойного молотка, – когда вы вчера вечером ошивались вокруг моего стола, вам, случаем, не хватило наглости рыться в моих личных вещах, черт возьми?
– Ради бога, – простонал мистер Копли, – не шумите так. У меня голова раскалывается от боли.
– Да
