питания.
Я переживаю из-за Иззи – действительно ли она смирилась с нашим разрывом или просто делает вид. Переживаю из-за своего будущего – останусь ли я до конца своих дней личным помощником в «Флаксико», неужели у нас в саду водятся крысы, и если так, то вдруг они проберутся в дом и ночью укусят Иззи.
– Пошевеливайся! – рявкает, оглядываясь на меня, Пенни, в то время как я семеню за ней, точно служанка за госпожой. И вот мы у выхода из кафе. Она выбегает первой, и мы устремляемся вниз по пешеходной улице и благополучно сворачиваем за угол.
Она останавливается и переводит дух. День теплый и довольно душный, и у меня волосы прилипли ко лбу.
– Ну, угораздило же нас, – заявляет она.
– Черт возьми, Пенни, – восклицаю я, – ты хоть понимаешь, что теперь мы туда ни ногой?
– Это еще почему? Нас никто не видел.
– Мы все обляпали и вляпались!
Она мотает головой, берет меня под руку, и мы движемся в сторону метро.
– Ты слишком много переживаешь.
– Я в курсе.
– И мне действительно жаль твой топик.
– Не важно, он старый.
Я ловлю ее взгляд – подруга улыбается, и меня разбирает смех. И снова ей удалось отвлечь меня от пагубных мыслей про новую пассию моего благоверного.
– Знаешь, что я думаю? – спрашивает она.
– Что? – Я предвкушаю очередной мудрый совет.
– Я думаю, – заявляет она, когда мы спускаемся в метро, – если они не хотят, чтобы посетители ели пирожные, то зачем они их продают?
Глава десятая
До того как это случилось со мной, я считала, что после ухода мужа больно первые недели, а затем мало-помалу жизнь налаживается. После бури, так сказать, наступает затишье. И по большей части это действительно так: довольно цивилизованно и вполне по-деловому. Я стараюсь держаться максимально достойно, когда Энди приезжает за Иззи или за своими вещами. Я даже предлагаю ему чаю (причем не плюю в чашку) и помогаю относить к машине сумки с книгами и медицинскими журналами.
Но в другие дни я чувствую себя так, точно мое сердце разбито снова, и закипаю от ярости и обиды. Я безутешно рыдаю в отделе молочных продуктов супермаркета. Съезжаю на обочину по дороге домой и сижу в машине, обливаясь слезами и понимая, что буду выглядеть кошмарно, когда приеду за Иззи в городской лагерь или к подруге домой, но не могу взять себя в руки. Плаваю в бассейне и представляю себе, как Энди занимается этим с ней, и мои слезы смешиваются с хлорированной водой. Я звоню ему с намерением выплеснуть гнев, но только всхлипываю и нажимаю «отбой». Это происходит какими-то припадками, а затем следует пара недель, когда слез нет вообще.
Порой мне хочется не плакать, а орать, крушить все подряд и избить его. В такие мгновения я сделала брешь в плетеной мусорной корзинке, расколотила его любимую кружку и шариковой ручкой продырявила его старый садовый свитер. К счастью, Иззи этого
