руганью пылкойдразнить высший свет,
не лучше ль с бутылкой
свалиться в кювет?
Там, словно в окопе,
рой мошек ползёт,
а сухо ли жопе —
уж как повезёт.
Бутылка иссякнет —
мотну головой:
пусть кто-нибудь вякнет,
что я тут не свой.
Не глупо ли вечно
брюзжать и дрожать,
коль можно беспечно
в канаве лежать?
Чтоб мир наш был прочен
и дух был силён,
хватает обочин
для тех, кто смышлён.
Дон Жуан
В разнузданности хамской
Амур поднаторел,
и очень постарел
былой угодник дамский.
По-прежнему опален,
хоть миновал зенит,
секреты жаркий спален
он бережно хранит
и, коль сюжет пикантный
исчерпывает вдруг,
спасает честь подруг,
избитый и галантный.
По данным Госкомстата,
мужчин толкает страх,
запоры и простата
на скоротечный трах.
Разлад
Воздух дрожит в знойный день,
как вода.
Солнце казнит мою тень
без суда.
А в завершение дня,
при луне,
держится тень от меня
в стороне,
чтоб нам тропою одной
не идти,
так как ей вряд ли со мной
по пути.
Виде́ния мага
В час Быка в кладбищенской глуши,
без огня, без друга и без шпаги
сохраню я искорку отваги
в тайниках отверженной души.
Колдовскою силою стиха,
сотворив последнюю молитву,
я начну отчаянную битву
и окончу с пеньем петуха.
Поднимайтесь, демоны могил,
получите плату за уроки:
вас пронзят блистающие строки
и спалят дыханием светил!
И взметнётся стих мой в небеса
и заплачет дождиком по коже,
и восстанут дьявольские рожи,
надрывая в крике голоса.
Задрожит щербатая луна,
бесы хлынут, дико скаля пасти,
но уже не выйдут из-под власти
грешного безумца-колдуна.
Ноша эта будет тяжела.
Тьму и смрад, и не́честь под луною
стих сметёт карающей волною,
и не станет больше в мире зла.
И замрёт преступная рука,
не дерзая грабить и калечить,
и дитя начнёт противоречить
деспотичной воле кулака…
Но петух зальётся, и тогда,
обескровлен сбывшейся мечтою,
под замшелой каменной плитою
я усну до Страшного Суда.
А мои разящие стихи
зажурчат в пустыни раскалённой
и наполнят космос пропылённый,
как вино старинные мехи́.
Ну а если вновь сгустится мгла,
надо мной поэты и пророки
вновь
