2004
Коль желчь в мозги попёрла
и хлещет через край,
не рви сутяжно горло —
ложись и умирай.
Долгов и обещаний
сорви с себя хомут.
Не надо завещаний:
наследники поймут.
Лежи во тьме без дела,
угрюмый и худой,
температурой тела
равняясь со средой.
Отринь свои томленья
в суровейшем из мест
и предавайся тленью,
а если надоест…
Пожалуйста, воскресни
и к солнцу поспеши,
расплёскивая песни
окрепнувшей души.
Смотри взасос и в оба,
расправь цыплячью грудь
и здесь, на крышке гроба,
спляши хоть что-нибудь.
Пускай ты был занудой —
пока способен петь,
могилой, как простудой,
дано переболеть.
На вокзале
Посетив до отбытья вокзальный буфет,
в бестолковой его суете
чёрно-белым штрихом я рисую рассвет
на измятом бумажном листе.
Затемнённого леса вдали полоса,
склон горы, от тумана седой,
и свинцовою глыбой висят небеса
над болезненно-серой водой.
Не художник я вовсе. Но всякий поймёт,
рассмотрев чёрно-белость листа:
через миг уже солнышко силу возьмёт
и плеснёт на природу цвета́.
Под лазурью небес заискрится вода,
скинув одурь, внушённую тьмой…
За пределы рисунка бегут поезда,
и один из них, кажется, мой.
Хорошие
Отвергая подачки на блюде,
презирая картинные позы,
повсеместно хорошие люди
вызывают горючие слёзы.
К личной выгоде глухи и слепы,
помогая в беде и в хворобе,
все они до смешного нелепы,
как подсолнух, цветущий в сугробе.
Злой пропойца, зверея от жажды,
им вменяет грехов половину
и рыдает, спасённый однажды,
перед тем как ударить их в спину.
Лишь священник, в душе просветлённый,
воздаёт им молитвою робкой,
чтоб заплакал поэт умилённый
над своей чечевичной похлёбкой.
Время тихо трясёт покрывало,
шелестя на могилах заросших:
умных много и честных немало,
но всегда не хватает хороших.
Не блистая в пикантных интригах,
принимая чужие заботы,
в интервью, в кинофильмах и в книгах
эти люди скучны до зевоты.
Потому-то (возможно, впервые),
чтоб сюжет получился горячий
и они воплотились живые,
нужен кто-нибудь дерзкий и зрячий.
Ариозо
Глаза в пространство мужественно пяля,
как бы не ждя от публики щедрот,
певец застыл изящно у рояля
и сделал вдох, выпячивая рот.
И сквозь гортань, привычную к длиннотам,
смирив коктейли, выпитые впрок,
он произнёс мелодию по нотам,
как назубок заученный урок,
а
