что! Иди ты в п…
Виктор обалдело отпрянул, не веря своим ушам.
– И забери в неё свои алименты!
Выйдя из загса, они с Виктором, не сговариваясь, пошли в разные стороны. Дойдя до старого заброшенного колодца в самом конце улицы, Геля зачем-то порвала на мелкие кусочки свидетельство о разводе, бросила его вниз и долго смотрела, как мелкие бумажки, быстро раскручиваясь в поднимающемся со дна потоке воздуха исчезают во влажной темноте.
***
– Эй, коза.
– Борьк, отвали, а? Смотри у меня глажки сколько.
Геля, вся взмыленная, таскала туда-сюда по желто-коричневому, прожженному от бесконечных глажек конёвому одеялу тяжеленный чугунный утюг.
– У тебя жопка красивая, сеструх. А ты ее красоту вон, в монашках тратишь. Скоро осунется, морщинистая станет, повиснет, как курдюк, а?
– Борь!
Геля распрямилась устало и повернулась к брату.
– Ты видишь, у меня утюг неподъемный, руки уже, как свинцовые. Не до тебя и не до твоей дурацкой пошлости! Иди вон на Линкину задницу заглядывай, есть на чью.
– А ты бы еще каменюкою гретой гладила, дуро… Иди к нам, тебе Линка нормальный утюг даст. Слушай, мать, пойдёшь седня в кино. У меня там дружбанок появился, спереди Смоктуновский, сзаду цыган твой. Так прям по тебе засох, сам говорил.
Геля внимательно посмотрела на лоснящуюся от жары, красивую Борькину морду
– Слушай, Борь. Помоги, а…
Геля достала с полки маленькую фотографию и записную книжку.
– Смотри.
Борька долго вглядывался, прищурясь и покручивая ус, в фотографию парня с карими улыбчивыми глазами и комсомольским значком, приколотым к белому свитеру.
– Сейчас он старше, конечно, я старую фотографию сперла.
Борька молча вытащил из сжатых пальцев Гели книжку, вырвал страничку и переписал адрес.
– Я понял. Жди.
Глава 6. Прялка
– Держи ручечками крепче, не срони. А теперя глянь, як баба мотаэ…
Ирка, изо всех своих небольших силенок трясла туда-cюда небольшую бутылку из-под ситро, наполненную до половины плотными, маслянистыми беловато-желтыми сливками. Она сидела на крепко сбитом стуле, опираясь о массивную, гладкую, любовно ошкуренную и обработанную до янтарного блеска спинку. Дед Иван был мастер делать свою мебель именно такой, добротной, тяжелой, настоящей, на века. Его пальцы от постоянной работы в мастерской согнулись и уже не разгибались, и Ирка любила сунуть свою крошечную ручку-лапку туда, в недра мощной, слегка бугристой, корявой ладони, вцепиться всей пятерней за мизинец и тащить его вверх, пытаясь выпрямить. Тогда дед мягко выпрастывал палец и делал правнучке козу. Пелагея, упершись крепкими ногами в пол. что-то делала в большой темной кадушке, из которой торчала толстая палка. При этом ее полная спина вздрагивала, а красивый узел на кружевном темном платке сзади смешно подпрыгивал.
