жидкость убавлялась исправно. Когда Дженкинс поставил бутылку и утер бороду, виски стало наполовину меньше, но напиток из стакана все так же отказывался проникать в Мэтта.
– Если я попрошу стукнуть мистера Райта по носу, стукнешь?
– А то. – Дженкинс сжал кулак. Борода мешала разглядеть его лицо – возможно, и к лучшему. – Мою девочку обижать? Слушай, Эб, что-то неважнецки он выглядит. Прям-таки и врезать ему?
– Не сейчас, но держи это в голове.
Мэтт расслабился и снова попытался опрокинуть в себя стакан – безуспешно. Ему вспомнились танталовы муки.
– А вот и копы! – взревел вдруг Дженкинс, поднявшись с бутылкой в руке. В зал вошли трое полицейских во главе с барменом.
– Только с законом не связывайся, – умоляюще сказал Мэтт.
Эбби зевнула.
– Что-то устала я. Никак уже полночь.
Дженкинс ринулся на полицейских, как бык. Потом все пропало, и Мэтт с Эбби опять очутились в хижине.
– А как же твой отец?
– Па, окромя выпивки, больше всего драться любит. Все, я спать пошла. – Она скинула туфли, легла, занавесилась одеялом.
Мэтт медленно пошел к своей койке. Был у Мэри ягненок. Сбросил туфли на пол. Белый как снег. Поправил занавеску, пошуршал и улегся не раздеваясь. Он ходил за ней. Полежал, слушая, как ровно дышит Эбби на другой койке. По пятам.
По прошествии двух мучительных часов Мэтт осторожно сел, взял туфли и на цыпочках, дюйм за дюймом, двинулся к двери. Приоткрыл ее на фут, протиснулся, снова закрыл.
На веранде скрипнула половица. Мэтт замер, подождал и заковылял, не смея обуться, по гравию.
Вот и машина. Мэтт, благословляя крутой спуск, сел, отпустил тормоз, выжал сцепление. «Форд», как призрак при луне, покатился, набирая скорость, под горку. После трудного поворота Мэтт включил фары и бесшумно притворил дверцу. Проехав так около мили, он запустил мотор.
Бежать!
Серый, уже душный рассвет застал Мэтта на заправочной станции. Кроваво-красное солнце, заглянув в пыльное, заляпанное мошкарой лобовое стекло, увидело небритого молодого человека в грязной рубашке и брюках, с воспаленными от недосыпа глазами.
Мэтту, опьяненному свободой, было все равно, как он выглядит.
Что это, Фэйр-Плей или Хьюмансвиль? Он слишком устал и проголодался, чтобы задумываться.
Можно резонно предположить, что Эбби, не зная, где он, его не найдет и не сможет сама телепортироваться туда, где не была раньше. В прошлый раз она навестила уже знакомые ей места в Спрингфилде, отца перенесла из родимой хибары, Мэтта вернула в хижину, где жила.
Хижина! Вместе с сонным заправщиком к Мэтту пришло осознание, что все его деньги остались там вместе с одеждой, пишущей машинкой и папками.
Нащупав что-то в кармане брюк, он вытащил оттуда бумажник. Четыре доллара наличными, триста в дорожных чеках.
– Полный бак, – сказал Мэтт.
Когда же он успел взять бумажник? Может, тот все время лежал в кармане? Мэтт мог бы
