становилось все хуже – белый хлеб почти пропал, фунт мяса стоил по два рубля сорок копеек, обыкновенная курица – семь рублей… Дрова также сильно подорожали.
– Двести восемь дней…
– Вот как?
– Я почти семь месяцев там валял дурака, считаю, что довольно.
– Ну, во всяком случае, здесь вы нужнее для новой России.
Подобная трактовка Николаем Константиновичем его по сути самовольного невозвращения на место службы поэта вполне устраивала – тем более что со времени окончания отпуска и до начала мая, когда все-таки был подписан приказ об откомандировании в состав Чрезвычайной комиссии, по законам военного времени Блока запросто могли привлечь к ответственности как дезертира.
– Между прочим, зачем вы вообще отправились на фронт?
Блок задумался и ответил:
– Чтобы быть честным перед собой и своими стихами.
– Простите? – переспросил собеседник.
В повседневном общении со знаменитым поэтом, который оказался у него в подчинении, Муравьев никогда не позволял себе ни высокомерного снисхождения, ни особенной требовательности. По убеждениям он считал себя «беспартийным марксистом», и никогда не пытался обратить Блока в свою веру – нужды в этом не было, так как политические взгляды поэта вполне соответствовали задачам и целям Комиссии. На городских выборах Александр Блок, после некоторых размышлений, из семи предлагавшихся списков подал голос за социалистический блок – то есть за эсеров с меньшевиками. И был очень рад, когда выяснилось потом, что швейцар, кухарка, многие рабочие тоже подали голоса именно за этот список…
Именно поэтому Блок ответил откровенно:
– Понимаете ли, Николай Константинович… Я ведь встретил войну всего лишь как очередную нелепость и без того нелепой жизни. Я любил Германию, немецкие университеты, поэтов, музыкантов, философов… и мне трудно было понять, почему народы должны сражаться в угоду своим властителям. Но, с другой стороны, людям чрезмерно впечатлительным, вроде художников и поэтов, показалось в начале войны, что она, образно говоря, очистит воздух, но казалось минуту, не более! В нашей русской поэзии тогда неожиданным образом обнаружился полный упадок – какая-то слабость соков, какая-то скудость энергии… Литературная атмосфера так и осталась в те дни, несмотря ни на что, неподвижной и затхлой…
Появился с подносом официант, так что собеседники почти сразу же приступили к закускам.
– Прочитал вчера ваш отчет о допросах за прошлый месяц… – сообщил Муравьев, положив себе второй кусок холодной осетрины. – А что вы, Александр Александрович, сами думаете по поводу тех, от кого нам приходится получать показания?
Блок помедлил с ответом.
– Полагаю, не следует преувеличивать персональное значение каждого из них.
Для чего, например, и за что была арестована фрейлина Анна Вырубова?
