и смотрели, а потом тихонько исчезали.
Первое время я не могла понять, откуда берётся столько неизлечимо больных детей. Казалось, они являются в наш мир с какой-то другой планеты, чтобы страдать. Какая сила способна привести этих маленьких людей сюда? В чём смысл?
Сейчас я отношусь к этому гораздо спокойнее, верю собственной лжи о том, что меня больше ничто не трогает.
Я ненавижу Марка за то, что он втянул меня в этот ужас.
Через полтора часа, когда арсенал книг был почти исчерпан, пришла медсестра и велела заканчивать. Режим нарушать было нельзя: кого-то ждали процедуры, кого-то – приём лекарств. Одну девочку, вдруг потерявшую сознание, унесли на руках. К такому быстро привыкаешь.
Оставшись в игровой комнате одна, я аккуратно сложила книги в сумку и вышла в коридор. Меня ждали: Дина выглядела так, словно отстояла десять раундов на боксёрском ринге, Марк горбился у стены, опустив взгляд на плитку под ногами.
Мы пошли к выходу. Заглянув в одну из палат, я заметила накрытое простынёй тело и стоящих рядом с кроватью взрослых. Я быстро отвернулась, боясь, что кто-то из них поднимет голову и поймает мой взгляд.
В фойе возле вахты мы встретили клоуна со связкой шариков и приветственно кивнули ему. Он кивнул в ответ и остался стоять перед доской с информацией, а мы вышли на улицу.
Дождь кончился, солнце светило ярко. Меня мутило. Я хотела только вернуться домой и, отгородившись от мира, залечь на дно. Дина плелась еле-еле, а когда мы оказались у машины, сказала Марку, что больше не поедет в хоспис, пускай ищет кого-то другого, с неё хватит.
– Ты не можешь так просто разорвать наш договор, – ответил он, – нельзя.
– Почему?
– Договоры заключаются не для этого.
– Плевать. С меня хватит.
Я стояла у машины, наблюдая за ними. У меня не было ни сил, ни желания принимать чью-то сторону: казалось, оба говорят разумно.
Помню девочку Симу, умершую пару месяцев назад. Всякий раз, когда я приезжала в хоспис, она дарила мне свои рисунки; я складывала их в папку. В нашу последнюю встречу Сима похвасталась, что папа собирается устроить ей день рождения, но не дожила до десятилетия трёх дней.
Ещё у меня много рисунков других детей и самых разных игрушек. На пороге смерти они отдавали мне самое дорогое, что у них было, чтобы я помнила. Не родители, а я – тётя Ира, с которой они встречались раз пять или шесть.
Открыв заднюю дверцу, я бросила на сиденье сумку, села и стала смотреть перед собой.
Марк и Дина выясняли отношения. Сколько раз повторялась эта сцена на моей памяти? Дина, несмотря на свою зависимость и слабость, напоминала тонкую гибкую ветвь. Согнутая грузом снега, она всё равно выдерживала и выпрямлялась, стряхивая его с себя. Ей было больно, но страдания не могли уничтожить её до конца. Наверное, это потому, что Дина умела говорить откровенно, чего не хватало мне, не
