душа моей дочурки блуждает во Вселенной? – прошептала она. – Как мне тяжело без неё, кто бы мог знать…
Поёжившись от вечерней прохлады, она встала и зашла в дом. Вскоре хозяйство вновь увлекло её делами. Уже было темно, когда со стороны калитки послышался мужской голос:
– Любовь Ивановна! Вы дома? Откройте, пожалуйста.
«Кого это Бог послал на ночь глядя?» – подумала она, закуталась в платок и вышла во двор. Возле ворот стояли два незнакомых и странно одетых молодых человека, один из которых пристально смотрел на неё, другой настороженно оглядывался по сторонам. «Бандиты, наверное», – первое, что пришло ей в голову. Она отшатнулась и удивлённо спросила:
– Что вам надо и откуда вы меня знаете?
– Не бойтесь, мы ваши друзья и ничего плохого не помышляем, – тихо послышалось в ответ. – Скажите, вы дома одна?
– А какое вам дело? Я сейчас позову соседей.
– Не надо никого звать. Ваша дочь с нами, – шепнул всё тот же голос.
– Как? Моя Света? – едва проронила Любовь Ивановна и от внезапного головокружения обмякла на штакетнике.
Её подхватили крепкие мужские руки.
В себя она пришла уже в комнате. Рядом с диваном, на который её уложили, стояли всё те же парни и эффектная молодая женщина в блестящем облегающем костюме. Присмотревшись, она уловила в ней до боли знакомые черты дочери.
– Светик! Это ты? – вырвалось у неё откуда-то изнутри.
– Да, мамочка, это я, – не скрывая волнения, ответила дочь.
– Ты жива? Но как это может быть?
– Я всё тебе объясню, родная, только ты не волнуйся.
Гаафа присела на краешек дивана, наклонилась и поцеловала мать в седеющие волосы.
Чуть позже вся четвёрка при наглухо зашторенных окнах сидела за столом и угощалась блинами со сметаной, которые в детстве очень любила Света. Мать с дочерью не могли наглядеться друг на друга; глаза их были влажными от слёз счастья.
– Ешь, доченька, ешь. Какая же ты у меня худющая стала. И вы тоже, хлопцы, налегайте, на что бог послал. Не стесняйтесь. Если надо, я ещё опару замешу. Молочко-то своё, свежее, – беспрерывно причитала Любовь Ивановна, постоянно подливала гостям горячего чая и всякий раз ловила себя на мысли, что не понимает в происходящем ничего.
Протею и Каэлю такая пища была в диковинку, потому что родились они на далёкой планете Мории, но запах и вкус жирных блинов в домашней сметане создавал у них иллюзию чего-то очень родного и, как ни странно, далёкого, но в то же время близкого. Они наслаждались ароматом сладкого чёрно-красно напитка, обжигающего внутренности, и каждым проглатываемым куском тающего во рту блина.
Чувствуя сердцем переживания матери, Света всеми силами сдерживала в себе вулкан эмоций, готовый выплеснуть лаву наружу. В какой-то момент Любовь Ивановна решила, наконец, разрядить обстановку и спросила:
– Доченька! Так из каких же краёв вы будете и надолго ли к нам
