автобусов, там они уже часто ходят в твой областной…
«А почему бы и нет?» – спросила у себя и, согласно кивнув головой, шагнула к машине.
Данила одно время работал у нас журналистом после окончания Университета, – по распределению, – но не остался, а уехал «пробиваться» в Москву. И хотя журналист он был неплохой, всё же как-то мало верилось, что ему удастся осуществить задуманное, – был слишком робок, эмоционален, да и не любил подчиняться вышестоящим редакторам, требовавшим штампованных слов, составляющих такие же штампованные фразы. Но видать в Москве в те времена, – начало девяностых, – более умные и свободные редакторы ждали от журналистов чего-то свежего, нового, поэтому и удалось ему вначале «зацепиться» в каком-то журнале, а потом в «Литературной газете», которая была для нас «светом в окне».
– И зачем ты пожаловал в наши края? – спросила после привычных: ну, как ты?.. а как ты?
Усмехнулся:
– А пожаловал, как ты выразилась, для того, чтобы отцу в деревню отвезти всё необходимое. И так жалую… – Снова усмешка: – каждый месяц.
«Вот это да!» – удивилась, но спросила:
– А почему твой отец в деревне? Слухи ходили, – взглянула тоже с усмешкой, – что ты его к себе в Москву забрал.
– Слухи тебя не обманули, – принял мою шутливую усмешку: – Забрать-то забрал, но он потом…
И дальше короткими фразами «набросал» портрет своего отца: родился тот в деревне, куда на лето привозила Даньку его дочь, и дед любил рассказывать внуку о своих предках, о том, как те пахали землю, сажали, убирали урожаи, да и не только рассказывал, но и показывал чудом уцелевшие у соседей, а теперь приютившиеся у него в сарае плуг, борону, да и в хате был целый уголок с разной деревенской утварью, – ухватом, кочергой, прялкой, лаптями, плетениями из липы, бересты. И всё это, дорисованное живым воображением внука, так запало в душу будущего журналиста, что писать кроме как о колхозниках или «сельских тружениках», как их называли в советские времена, уже не мог, да и теперь пишет о перестраивающейся, приспосабливающейся к «рыночным отношениям» деревне.
– Знаешь, при социализме всё было как-то понятно. – Он склоняет голову влево, пытаясь увидеть дорогу из-за задка впереди идущего трейлера, чтобы его обогнать: – Ведь были колхозы, были пятилетки, планы, которыми мерили их успехи, а теперь… – Обогнал машину, переключил скорость. – А теперь… – «А теперь на распутье, как и многие?» Но он усмехнулся: – Теперь мечешься и не знаешь о чём и как писать. – Приподнял над баранкой руку, сжал, разжал пальцы: – То ли восхвалять сельские агрокомплексы, подминающие под себя деревни, то ли защищать мелких фермеров, пытающихся сохранять истинно русское, бережное отношение к земле… земле-кормилице. – «Надо же, и мама так о земле говорила!» – Всё перевернулось. Всё меняется и приходится только, как говорится, констатировать факты, следовать за свершающимся, ни на чём
