моей…
– Ну и ну… – Данила вынул мобильник, стал набирать номер: – Я же ему вчера звонил, что приеду, а он…
– Да знаить он, знаить, но надумал сморчками тебя угостить, вот и… – Сунула выбившуюся прядь волос под платок: – Да не звони ты ему, не надоть… – кивнула на руки Данилы, – он уже скоро придёть.
Но Данила уже говорит в мобильник: «Здравствуй, здравствуй. И где ты сейчас, далеко убрёл?.. А-а, километрах в трёх… Возле чего?.. Той самой сосны, которую мы с тобой?.. Ну, хорошо, ждите, я сейчас подъеду».
И пока разговаривал, старушка всё поглядывала и поглядывала на меня настороженно. «И почему так смотрит?» Наверное, и Данила это заметил:
– Вот, баба Настя, представляю… Моя давнишняя знакомая, коллега по работе. Привёз её с вами познакомить и с деревней.
– А-а, – И взгляд старушки подобрел: – То-то я смотрю, смотрю… вроде бы не твоя жена… – И почти улыбнулась: – А знакомить… Что ж, с нами-то можно и познакомить, а вот с деревней… – Опустила руку на кота: – Кот с собакой, коза, твой батя да мы с Марьей… вот теперя и вся наша деревня.
– И всё же хочу показать ей… – улыбнулся Данила мне, – хотя бы один из брошенных домов, может, подскажешь в каком двери не забиты?
– Да они во всех хатах не забиты, входи в какую хошь. Приезжають же разные, шарють в них, всё ищщуть, ищуть чавой-то, вот двери и посломали.
«Как сказала-то беззлобно! Спросить о чём-либо?»
– Бабушка Настя, а разве вам не страшно, когда приезжают такие… искатели?
– А чего бояться-то? Что у нас грабить? Раз пришли ко мне, стали деньги искать, а я и говорю: да что ж вы ишшите? Пенсию мою дочка на карточку получаить, за неё продукты мне из городу привозить, вот и нетути у меня денег. И не ишшыте их, не старайтеся. Так ничаво… повернулися и ушли.
– Ну ладно, баба Настя, – Данила сунул телефон в карман куртки, – я поеду за батей, а ты покажи… – кивнул на меня, – моей коллеге дом, в который она могла бы войти, посмотреть, что там… как там, я-то уже насмотрелся.
– Да пусть идёть во-он в тот, – кивнула на обнесённый почти рухнувшим забором: – Там Хабаровы жили. Стариуки-то недавно померли, а молодые уже давно по городам разъехалися.
По полёгшей бурой траве я пошла к тому дому, – «Еще крепкий какой… и даже красивый.», – обошла провисший забор, через висящую на одной петле калитку вошла во двор и на меня меж когда-то голубых резных наличников глянуло распахнутое окно с еще целыми стёклами, – «Словно приглашает во внутрь заглянуть.» – но пока осмотрелась. У сарайчика – два улья без крыш, рядом – бочка, опоясанная лыком, к углу хаты доверчиво прильнувшая собачья будка. Подошла к перекошенной распахнутой входной двери, – «Боязно заходить во внутрь.» – но переступила сломанную ступеньку и за провалом тёмного коридорчика три окна лучами солнца высветили диван и кресло со вспоротой обивкой. – «Наверное,
