и щёки. Я застываю так, гляжу на себя со стороны и понимаю – я всегда выглядела именно так. Я взглядом заставляю кран умолкнуть.
И всё умолкает. Буря умирилась и иссякла за окном.
Давно наступил вечер.
Поднявшись на ватных ногах, я сообщаю по экстренному каналу связи, где я, кто я и что я совершила.
Я, проходя мимо сумки, выхожу на крыльцо и сажусь на него молча. Ужас, постоянно живший во мне и меня наполнявший, спал. Теперь я кажусь себе совершенно пустой внутри. Возможно, с течением времени место ужаса займут и иные, пока неизвестные мне чувства. Они никогда не будут светлыми, но сама мысль о том, чтобы испытывать что-то новое, пока незнакомое мне, заставляет со странным медлительным любованием относиться к этой зримой тишине внутри.
Дневная жара ушла, и от резкого похолодания перила и ступеньки стали влажными.
Я никогда не покину мой дом. Здесь тихо. И пахнет росой.
Дом
После того как Хаос оставил их, в ушах всё ещё звучал его вой. Конструктор попробовал встать, у него получилось не сразу. Очень скоро стало понятно, что правая нога в голеностопном суставе срослась неправильно, а левая вовсе оставалась неподвижной. Он сел, взял камень и принялся исправлять. Над головой массивно колыхалась жирная, тёмная масса дойдо – первородного вещества, отобранного только что у Хаоса и подвешенного на небосклоне так, чтобы оно не соприкасалось с миром до тех пор, пока Часовщик не разделается с ним полностью. К сожалению, Конструктор не мог сделать так, чтобы дойдо не закрывало солнце. Когда оно это делало, наступала ночь.
Демон оглянулся. Машина находилась рядом, но с такими повреждениями ему пришлось бы долго ползти, и до ночи он мог бы не вернуться, а оставаться в темноте вне Машины – жуткая участь. Ещё непонятно было, насколько Машина пострадала во время Шага вперёд, может быть, у неё повредились внутренние механизмы, и не удастся развести огонь, тогда они все останутся без тепла до наступления дня.
Вернувшись взглядом к повреждённой ноге, демон принялся колотить камнем по ступне, ломая сустав. Когда ему удалось сделать это, он придержал руками кости, чтобы те срослись лучше. Ему повезло только отчасти: подвижность вернулась не полностью, но он всё же встал. И начал продвигаться к Машине. Темнело стремительно.
Дойдо закрывало солнце очень быстро, и ветер закономерно крепчал. В ветре в эти моменты всегда появлялось нечто, что заставляло мир, весь мир, даже кожу Конструктора белеть. Почти мгновенно выветривалось любое тепло, и Конструктор выученно боялся этого. Подтягивая висящую плетью, раздробленную, пережёванную Хаосом ногу, заживлённую реактивной регенерацией неправильно и так и оставшуюся совершенно безнадёжной для быстрой починки, он спешил к Машине изо всех сил, но до ночи так и не добрался – солнце померкло совсем.
Конструктор
