видел тень сомнений на ее лице и борьбу с желанием завыть в голос. Но не слышал ответа. Кокетливые брови, всегда сводящие его с ума, сошлись у переносицы, губы дрожали, а блестящие глаза вызывали в душе сумятицу. Такая же, как раньше, только теперь не его подруга, а жена гаденыша, которого следовало бы сапогом раздавить в зародыше, а не давать в жены такую девушку.
– Ладно, Лиза, все понял: это для меня расставание смерти подобно. Тебе, наверное, смешно такое слышать? Не представляю, как жить теперь, зная, что ты жена другого? Ну, ничего. Жизнь продолжается. Я сильный. Все выдержу. Я пошел. Извини. Тут тетя Тоня яблоки передала, говорит, в них много железа. Кстати, Степан больше не тронет, иначе будет иметь дело со мной.– Закрыл за собой дверь Боря.
После ухода Бориса Лиза впала в истерику. У нее тряслись плечи от рыданий. Ну, почему молчала, не рассказала обо всем? Что за блажь, думать, что все это происходит не с ней? Витала в облаках, надеясь, что все наладится, а сама палец о палец не ударила, чтобы хотя бы объяснить, почему стала Степкиной женой.
И что это за замужество? Название одно, рабство скорей, не семья. Все время ждала этой встречи, а тут спасовала, от страха и стыда готова была спрятаться с головой под одеяло.
Вошла медсестра баб Нина:
– Что случилось, Лиза? На тебе лица нет! Главврач предупредил всех: ни в коем случае не пускать твоего «суженого». Но это ведь не он был? Или ошибаюсь? Показался очень положительным.– Взволновано заверещала старушка, ставя возле кровати пациентки капельницу. – Предпоследняя сегодня у тебя процедура. Слышишь?
– Угу, – вздохнула Лиза и старательно вытерла влажные глаза.– Быстрее бы все кончилось.
– Вот, горе луковое. Что ни день, то слезы! Ты хоть когда-нибудь не ревешь? Такие красивые глаза, и не бережешь. Да наплюй на мужиков! И береги свое здоровье. Пока сама себя не полюбишь, не жди тепла от других. Что, этот прохвост обидел тебя?
– Нет!
– А что ж тогда ревешь белугой?
– Соскучилась, почти четыре года не виделись. Он совсем не изменился, а я бледная, с синяками под глазами. Самой на себя смотреть противно, а он глаз не сводил, совсем, как раньше.
– Так этот красавец – твой Борис что ли? Ну, тот, которого из армии не дождалась?
Лиза сдавила голову у висков:
– Он самый. Если бы знали, баб Нин, как трудно жить ожиданием и знать, что зря делаешь это.
– Доля наша, бабская, такая, Лизок: терпеть да ждать.
– И ведь сама все испортила. Мне было с ним так хорошо… – Лиза мечтательно улыбнулась через слезы, – Соринки сдувал, смотрел, как на икону. Ушел в армию, честно ждала. Уже не месяцы, дни считала. И надо ж было припереться свекру со сватовством.
Родители как с цепи сорвались: « Подумай, доченька, отец у парня серьезный, деловитый, скорее всего, и сын унаследовал трудолюбие. Будешь за ним, как за каменной стеной». Вот я и за стеной в рабынях у него и вместо груши боксерской.
Знаешь
