осенних…»
Подношений осенних
закрома не просили.
Им покой паутинный
пятый год по душе.
Все летевшие – сели.
Все сидевшие – в силе
умножались, отныне
не ища виражей.
А потом чья-то щедрость
подытожила осень.
Не под дых ли? не в темя?
Может, было б добрей
не мусолить манерность:
сразу срезать колосья —
да и выбросить с теми,
кто не дал им созреть…
Зимнее имя
Потом никто не вспомнит имя.
Оно смешается с зимой.
Как будто память вечно зимней
была – с промёрзшей головой.
У льда компактнее и звонче
произношение имён.
Особенно, когда грохочет
пустой рассудок. Не влюблён
и не рассержен – б е з р а з л и ч е н
ко всем, всему. Лишь грохот свой
и уважающий. Комичен,
но страшен гордой пустотой.
А лёд – откуда бы и взяться
ему? Да чуткая зима
готова в каждом самозванце
звучать фальшивкою сама.
«Я без тебя отказывалась жить …»
Я без тебя отказывалась жить —
а ты мне отказал и в доживанье.
И если пульс на строки разложить,
любимая – помехой на экране.
Читатель не отважится солгать,
что мыслится умнее, чем увидел.
И я к тебе заранее строга
за то, что не читатель ты,
а зритель.
«Тишина о ветре молится…»
Тишина о ветре молится.
Страшно глупо, глупо!.. но
так дерзка разноголосица,
что и страху прощено.
Ровных линий скука смертная —
будто радуга без дуг.
Ни на что мой слух не сетует,
только б молча слышал друг.
Нет у громкости согласия.
Звук не выдаст тонкий смысл.
Ты – мне равный, я – лишь пассия.
Вот и вышел компромисс.
Неправильная рыбка
В этой маленькой комнате все по-старому:
аквариум с рыбкою – все убранство.
И рыбка плавает, глядя в сторону,
чтоб увеличить себе пространство.
Рыбка пространство в себя не вмещала.
Незачем в сторону рыбке смотреть.
Незаменимый – давно замещаем.
Неуязвимый выпрашивал смерть.
Страшно и думать, что это пространство
перелопатит мечту изнутри.
Некуда рыбке от правды деваться.
Не за что вымысел благодарить.
Только по-прежнему ищется что-то,
что и не надобно вовсе искать.
У обречённых и грёзы – работа:
брошен в реальность —
терпи и мечтать.
Перегорело
Стал
