и вернется в полночь.
– Слыхали сами, – сказал солдат. – Ступайте праздновать, но не слишком, а то рулить не сможете. Я нынче буду спать в своей постели. Уплатите ему, Антонио. – Солдат повернулся и тоже зашагал вверх по склону.
– Я? Почему всегда я? – Купец сунул руку в кошель. – Ну что ж, ладно. – Он швырнул монету гондольеру, тот поймал ее в воздухе и благодарно склонил голову. – Стало быть, в полночь.
– В полночь, синьор, – подтвердил гондольер и крутнул веслом. Гондола безмолвно и гладко скользнула прочь от причала, как нож в ночи.
У парадного входа в палаццо дурак помедлил.
– Что это у вас над дверью, Монтрезор? – В тенях таился гербовый щит, инкрустированный в мраморе. Сенатор воздел повыше фонарь, осветив герб – барельеф, на котором золотая человечья нога попирала нефритового аспида, а клыки последнего меж тем впивались в пяту.
– Мой семейный герб, – ответил сенатор.
– Надо думать, у них в гербовой мастерской настоящие драконы и львы закончились, раз вам пришлось удовольствоваться этой херней, а?
– Сдается мне, могли б и королевскую лилию до кучи присунуть, – молвил шутовской жезл голосом на тон выше собственно шутовского. – Монтрезор, блядь, француз же, не?
Сенатор молниеносно развернулся к кукле.
– «Монтрезор» есть титул, дарованный мне дожем. Он означает «мое сокровище» и призван обозначать, что дож ценит меня превыше прочих сенаторов в Малом совете. Это герб рода Брабанцио, старинного и плодовитого[6], мое семейство носит его с честью уже четыре сотни лет. Особо отметьте девиз, шут, – «Nemo me impune lacessit». – Читая его сквозь зубы, при каждом слоге он покачивал в такт фонарем. – Это означает: «Никто не оскорбит меня безнаказанно».
– Так это не, блядь, французский, – произнесла кукла на жезле, повернувшись к шуту.
– Нет, – подтвердил тот. – Кукан у меня довольно бегло изъясняется на, блядь, французском, – пояснил он сенатору.
– А Монтрезор – француз, правильно?
– Лягушатник, как летом на Сене, – кивнул шут.
– Так и думал, – ответствовала кукла.
– Хватит болтать с этой деревяшкой! – рявкнул сенатор.
– Сами же на него орете, – сказал шут.
– А теперь ору на вас! Вы сами дергаете рот этой кукле и за нее говорите.
– Не может быть! – сказала кукла, отвесив деревянную челюсть и воззрившись на шута, потом на сенатора, потом опять на шута. – Этот ятый обалдуй тут всем заправляет?
Шут развязно кивнул, бубенчики его зазвенели[7].
Кукла поворотилась к сенатору:
– Ну, если ты тут свинские рожи корчить будешь, так знай – твой клятый девиз потырен.
– Что? – сказал сенатор.
– Плагиат, – пояснил шут, серьезно кивая: вылитый гонец,
Парафраз реплики Монтрезора, «Бочонок амонтильядо», пер. О. Холмской.
Там же, пер. О. Холмской.
