произнес он.
– Так сядьте ж, отведайте еще, – сказал купец. – Иногда первый глоток лишь смывает пыль дня с нёба мужчины.
Шут сел, остальные тоже. Все выпили еще. Брякнули о стол кубки. Троица воззрилась на шута.
– Ну? – спросил Яго.
– Монтрезор, вас отымели, – сказал шут. – Это не амонтильядо.
– Не оно? – переспросил сенатор.
– По мне, так вкус что надо, – сказал купец.
– Нет, не амонтильядо, – кивнул шут. – И по лицу вашему я вижу, что вы не удивлены и вовсе не разочарованы. Посему, пока мы приканчиваем этого самозванца, – а он несколько отдает смолой, коли хотите знать мое мнение, – не обратиться ль нам к вашему темному замыслу?[11] Зачем мы здесь на самом деле? – Шут допил, оперся на стол и жеманно повел глазами, не спуская их с сенатора, словно подросток-кокетка. – Приступим?
Солдат и купец посмотрели на сенатора. Тот улыбнулся.
– Наш темный замысел? – переспросил он.
– Отдает смолой? – переспросил купец.
– А по-моему, ничего так, – произнес солдат, глядя в свой кубок.
– Вы меня за дурака держите? – продолжал дурак. – Не трудитесь отвечать. Я в смысле – вы меня совсем дураком считаете? Тоже неважно сформулировано. – Он глянул на свою руку и, похоже, немало удивился, обнаружив, что она приделана к его запястью. После чего перевел взгляд на сенатора. – Вы меня сюда заманили, дабы убедить склонить к вам дожа, поддержать еще одну священную войну.
– Нет, – ответил сенатор.
– Нет? Вам не хочется клятой войны?
– Ну, то есть да, – промолвил солдат. – Но заманили мы вас сюда не поэтому.
– Стало быть, вы желаете, чтоб я просил за вас моего друга Отелло, дабы он поддержал вас в Крестовом походе, на котором вы все сможете нажиться. Я так и знал, когда получил это приглашение.
– Об этом я не подумал, – сказал сенатор. – Еще хересу?
Шут поправил на голове колпак с бубенцами, и когда те зазвякали, вперился взглядом в один так увлеченно, что едва не сверзился со стула.
Антонио укрепил шута на сиденье и в поддержку похлопал его на спине.
Шут отпрянул от его руки и уставился на купца – но не в глаза ему, а куда-то вокруг глаз, словно бы те были окнами темного дома, а он в нем искал кого-то, хотя тот прятался.
– Значит, вам не надо, чтоб я дергал за свои ниточки во Франции и Англии, дабы те поддержали войну?
Купец покачал головой и улыбнулся.
– Ох, едрить, стало быть – просто месть?
Антонио и Яго кивнули.
Шут посмотрел на сенатора – похоже, ему трудно было сосредоточиться на седой бороде.
– Всем известно, что я здесь. Многие видели, как я садился в гондолу.
– Все и увидят, как шут возвращается, – ответил сенатор.
– Я фаворит дожа, – с трудом выговорил шут. – Он меня обож-жает.
– В
Уильям Шекспир, «Король Лир», акт I, сц. 1.
