это указание, камердинер споткнулся о персидский ковер по дороге к буфету и, зацепившись за поднос с утренним чаем, уронил на пол и его, и себя самого. Маркус тяжко вздохнул. Голова, казалось, заболела еще сильнее.
Осколки фарфора тихо позвякивали, когда камердинер поднимался на ноги. Поднявшись, наконец, он неуверенно осмотрелся, дабы избежать новых опасностей. Каролина, сестра Маркуса, считала, что ее брат безумец, раз держит столь неуклюжего камердинера. Но Маркусу почему-то не хотелось с ним расставаться.
– Я вам сколько раз говорил: смотрите вокруг, прежде чем делать шаг. Вы бы мне целое состояние на посуде сэкономили.
– Я смотрел. Только не вниз.
Несмотря на головную боль, Маркус рассмеялся.
– А-а… фатальный изъян в вашем зрении?
Уэллер прервал свои перемещения по комнате и в задумчивости пробормотал:
– Просто верх тоже доставляет мне неприятности.
Маркиз в изумлении уставился на камердинера.
– Верх?
– О да. Вы не поверите, как часто на моем пути оказываются ветки деревьев.
Маркус со стоном обхватил руками голову и пробормотал:
– Господи, ну почему я вас при себе держу?
Уэллер налил в бокал щедрую порцию бренди, затем ответил:
– Вы не держите меня, милорд. Полагаю, прошлой ночью вы опять меня уволили.
– Так что же вы здесь делаете?
Камердинер с кроткой улыбкой передал хозяину бокал.
– Без меня вы не сможете функционировать, сэр.
Маркус медленно выпил. Уэллер же, шагнув к ванне, спросил:
– Ночью вам снилось что-то плохое?
Маркус нахмурился. Он не обсуждал свои сны. Никогда.
– Да.
Столь краткий ответ не предполагал дальнейших разговоров, и Маркус погрузился в горячие недра ванны. Сны, мучившие его по ночам, и тени, преследовавшие днем, – все это, черт возьми, не касалось никого, кроме него.
Маркус со вздохом прикрыл глаза. Тепло проникало в мышцы, расслабляя напряженные суставы и старые шрамы, уплотнившиеся за ночь. Он чувствовал себя гораздо старше своих тридцати с небольшим. И он ужасно устал. Устал от жизни, от бремени, от которого, казалось, невозможно было освободиться. Устал от постоянной битвы с собственным рассудком. Устал… очень устал.
Маркус погрузил голову под воду, и теплая вода омыла его изуродованное лицо. Вынырнув, он осмотрелся. Перед глазами появился кусок светлого мыла. Он принял его и мочалку из рук Уэллера, потом молча подождал, когда камердинер покинет комнату, после чего начать мыться. Он делал все возможное, чтобы скрывать свое искалеченное тело от прислуги, но давно понял, что это удается не всегда.
Его мысли снова вернулись к мисс Грин. Как странно, что столь прекрасная женщина была вовлечена в такие темные дела… Какие у нее могли быть для этого причины, кроме жадности? Будь
