храмы, убивают его волхвов? Однако я не вижу другого пути, чтобы утвердить нашу истинную веру. Повергая чужих богов, сжигая их капища и убивая волхвов, обры утверждаются в этой вере, которую мы принесли им!
– Обры все равно зачастую поклоняются своим ложным богам, – напомнила она строго. – Шаманов не изгнали!
– Все придет. Простой народ еще долго будет цепляться за божков. Это везде так.
Она поболтала маленькими ногами в воде, спросила с вновь вспыхнувшим интересом:
– Что ты можешь сказать про этого пещерника?
Моpш угрюмо молчал. Гульча погладила его по волосатой руке, заглянула в глаза.
– Бывал в битвах, – сказал он медленно. – Наемник…
– Откуда видно?
– Защищая лишь свою весь, не обучишься искусству боя. Лучшие в мире лучники – парфяне, так вот он сгибает локоть, как парфянин, стрелы у него длинные, парфянские. Наконечник стрелы – расширенный и тяжелый. Но вот такого составного лука я еще не встречал!.. Однако о них есть упоминания в наших древних книгах. С ними явились в нашу страну свирепые северные скифы, с такими же луками должны прийти с севера страшные Гог и Магог… Его меч прямой и широкий, клинок в два локтя с пядью, да рукоять для двух рук в три четверти локтя… Такие носили сарматы, самые свирепые воины, но где теперь сарматы? А меч – вот он! И дрался этот странный пещерник так, будто глаза вырастил и на затылке, а рук у него не две, а по крайней мере восемь. Это был великий воин, помяни мое слово, Гульча!
Имя звучало ласково, хотя ее звали не Гульча, даже не Гульчачак. Впрочем, Морша на родине тоже именовали иначе, но обры исковеркали их имена, приблизив звучание к своим, и оба миссионера не спорили, сами называли друг друга этими странными именами.
Вдруг ее огромные глаза вспыхнули на перепачканном лице, как звезды…
– Может быть… это переодетый сын падишаха?
Он равнодушно пожал плечами:
– Он может быть сыном падишаха, преступником, беглым жрецом, купцом, ремесленником. Однако я даю руку на отсечение, что о его делах мы слышали. Мир тесен, а певцы скитаются по всему свету. Этот не может быть знаменитым Ракоглазом – победителем дракона, – случилось давно, не может быть и доблестным Очкооколом – истребителем великанов…
– А Хлопстом, о котором часто поют?
Морш медленно покачал головой:
– Хлопста я видел, когда тот вернулся после победы над Югорской ведьмой. В кости помельче, глаза коричневые, черноволосый, а через левую щеку опускается глубокий шрам. А у этого пещерника волосы как червонное золото, а глаза…
– Зеленые-зеленые, – проговорила Гульча. Она мечтательно вздохнула. – Как изумруды, как вода в океане… Что там в глубине? А лицо чистое, без шрамов. Он не воин?
Морш пробурчал:
– Может, привык на чужих лицах оставлять шрамы.
– Он погиб?
– Наверняка. Обры спустились в подвал, шарят там. Если
