переспать.
– Ты меня лечишь, нигер.
– Я тебя учу жизни, снежок.
Тема любви вытесняла все из кубинских голов. Все кроме танцев. Мигель прокомментировал эту, как он считал, национальную черту, рассказав анекдот: «Стоит девочка, плачет и одновременно танцует. Ее спрашивают: чего плачешь? Мама умерла. А чего танцуешь? Музыка хорошая».
А вот с музыкой были проблемы. Вкусы соседей не то что разнились – они были из разных галактик. Егоров слушал рок, в основном, Кино и Аквариум. Мигель – кашу из кубинской и российской попсы. Оба не выносили музыкальных пристрастий друг друга.
– Ну почему в такой великой стране почти нет песен о любви? Что ты слушаешь? Твой БГ вообще не понятно о чем поет. Вот у нас на Кубе все песни о любви и чуть-чуть о революции, – укорял Мигель Вадика.
– Поэтому вы у нас учитесь, а не наоборот, – усмехнулся Егоров.
– Цыплят по осени считают, – блеснул белоснежной улыбкой кубинец.
– Новую поговорку выучил? – подколки начали входить в моду их отношений.
Вадик наступил на больную тему для Кубы – экономическое отставание даже от уже развалившегося Советского Союза. При всем очаровании Че Гевары реальность не соответствовала порыву пламенного команданте. Напившись русской водки, кубинцы уже не стесняясь материли Фиделя. Некоторые так преуспели в заочных оскорблениях, что не решались возвращаться на родину после института и брали любыми путями российское гражданство. Мигель в этом отношении был не просто сдержан, а еще и пресекал подобные разговоры, хотя с матом обращаться умел как испанским, так и русским.
Надо сказать, что ненормативная лексика была первыми выученными словами мужской половины иностранных студентов. Вадик как-то оказался свидетелем такого обучения. В комнате сидели первокурсники: русский и кубинец. Жестами они пытались изобразить то, что словами изображать было неприлично, давая названия каждый на своем языке. У них кое-как получалось. В этом сомнительном деле Егорову повезло: Мигель оказался потрясающим учителем.
– Ваш мат – просто жалкое подобие нашего. Я просто поражаюсь, как великий и могучий русский язык остается таким жалким и ущербным на поле мата. Ваше выражение эмоций крайне примитивно. Хуже вашего мата только пиндосы с их мазефаками.
– Чего?!!! – от такого напора Вадик даже вздрогнул.
– Мэ парэ́сэ кэ ла вэ́на дэ ла лэ́нгуа па́са пор ту ку́ло поркэ́ а́бласму́ча мье́рда!
– И что должен обозначать этот набор случайных звуков?
– Мне кажется, что кровь к твоему языку поступает из твоей задницы, потому что ты такое дерьмо несешь! Вот, что это означает.
– Ну а мат где?
– Ихо дэ миль пу́тас. Сын тысячи сук. Теперь доволен?
– Пока нет. Очень с натяжкой можно назвать это матом.
– Па ла пи́нга. Пошел на х**, – Мигель начал заводиться. – Что тебе объяснять? У вас член называют х**м. И все!!!
– И в чем проблема?
– Вы придумали космические корабли и освоили ядерную энергию, но не смогли больше одного
