Из кармана отцовской фуфайки он достал небольшой бутыль с самогоном и сделал несколько больших глотков прямо из горла, затем протянул бутыль мне, – На, выпей.
– Мне это ни к чему, я еще не завтракал. Да и родители дома.
– Трус! – насмешливо выдавил он.
– И пусть. Жить мне это не мешает.
После безуспешных попыток меня уговорить и напоить, Сашка наконец-то решил меня оставить в покое, покинув дом через задний двор, искренне надеясь, что никто не увидит его выходящим из моего двора. Я занялся домашними делами, стараясь абстрагироваться от происходящего. А к вечеру я твердо решил навестить Глеба.
В то время он жил со своей бабушкой. Хорошей, но больной от старости, женщиной. Ее муж, дед Глеба, умер в прошлом году, и ей нужен был уход. Подойдя к старому, повалившемуся набок, дому, я впал в ступор. Я понял, что совсем не знаю, что ему сказать, но что-то сказать обязательно должен.
Я еще долго наблюдал за единственным окном в доме, где горел свет. За этим окном мой дорогой сердцу друг занимался домашними делами: вот он поставил у окна еще не зажженную свечу, а рядом с ней кувшин с оранжевым напитком, напоминающим облепиховый морс (я ненавидел облепиху и ясно почувствовал ее неприятный запах, который мне придется услышать, если я войду в дом). Затем он подошел к побеленной печи и стал помешивать деревянной ложкой что-то в кастрюле. В то время у нас у всех были деревянные ложки, разного размера и с многочисленными росписями. Чем больше у тебя в доме деревянных ложек и чем ярче и интересней они расписаны – тем в большем достатке жила семья. Вдыхая всю эту атмосферу, наблюдая за плавными и размеренными движениями своего друга, я все больше ощущал, как мне это дорого. Я знал, будь он на моем месте, он бы примчал ко мне, выпалил все как на духу, и прикрыл меня от бед своей крепкой спиной. Решившись, я подошел к дому, постучал в окно. Глеб сразу увидел меня и с искренней улыбкой удалился из комнаты.
– Дружище! Я так рад тебя видеть, проходи, – мы крепко обнялись и прошли на кухню, где стоял приятный аромат куриного бульона и свежих дров, – Где ты пропадал? Катька говорит, что и в школе тебя не видно.
– Да, знаешь, отцу опять плохо с сердцем стало, пришлось с домашними делами помогать. Еще и брат вернулся, с ним время проводил, – про траву я, конечно же, ему говорить не стал, он не из таких, не понял бы.
– Жаль дядю Борю, но он человек крепкий, оправится, не переживай, – Глеб оставил помешивать суп и сел рядом со мной, по-товарищески, похлопав по плечу.
– Самое страшное уже позади.
Военные годы оставили на всех большие рубцы, которые никак не могут затянуться. Мне повезло – мой отец вернулся живым и поэтому я здесь. В этот момент стало стыдно, что после такого мы способны создавать такие нелепые проблемы.
Я помню, мы тогда просидели с Глебом около двух часов, отужинали с его бабулей, и, оставшись снова вдвоем, выпили домашней настойки. Мы болтали обо всем, наши души были родственными. Вот только я так и не осмелился рассказать ему.
3.
