обрыскал мой рюкзак.
– Он обрыскал твой рюкзак?
– Нет, он обрюкзал мой рыскак.
– Твой рыскак! Вот так извращенец!
Тут уж мы оба упали со смеху – и нас обоих оставили после уроков. Ох уж эти йети!
2. Инспектор Тупица
Было уже почти пять, когда я вернулся домой. Я устал и был невероятно голоден – ещё бы, ведь Йети лишил меня денег на обед. Так что настроения для маминой лекции на тему «Школьные годы – самые счастливые в жизни» (её обычная реакция на мои наказания) не осталось совсем. Я правда думаю, что взрослые не должны говорить подобные вещи. Это реально может исказить детское представление о взрослой жизни. Не стоит ли им, родителям, хотя бы притвориться, что есть какие-то стоящие вещи и в тех шестидесяти-с-чем-то годах, которые мы проведём вне школы? Или уж скажите тогда, что лучшими годами твоей жизни были дошкольные: тогда ты хотя бы и слыхом не слыхивал о домашках, задирах и богинях.
И да, не буду врать вам: чувствовал я себя так, что готов был отыскать моего старого игрушечного мишку сэра Плюшертона и спрятаться с ним под одеяло, прямо как в стародавние времена. Но – без шансов: когда я пришёл домой, мама поджидала в прихожей.
Она провела меня в гостиную и усадила перед подносом с чаем и свежеиспечёнными кексами. Постойте-постойте: чай плюс кексы плюс школьное наказание – как-то это всё не сходится. И ещё кое-что: лицо у неё было такое, будто она собирается сказать мне что-то по-настоящему серьёзное, а то и вовсе – что-то весьма неоднозначное. Это было лицо с выражением «такова-уж-жизнь». Выражение, которое, единожды увидев, я никогда не забуду. Она что, думает, будто я его не знаю? Пожалуйста, только не это. Всё что угодно, только не режим «такова-уж-жизнь».
Я уставился на кексы. Они вылезли за пределы формочек и почернели по краям. Некоторые из них были покрыты глазурью – видимо, чтобы скрыть следы почти-что кремации. Мама очень редко что-то печёт. Я взглянул на неё, пытаясь разобраться, что же происходит. Она ничего не говорила. Просто смотрела на меня в эдакой пугающей манере, будто до того ни разу в жизни меня не видела.
– Что случилось? – спросил я, решив, что чем раньше мы начнём разговор, тем скорее он закончится.
– Ничего не случилось, – ответила она.
Что ж, это неправда. Что-то, несомненно, произошло. Маму с головой выдавала попытка испечь кексы.
– Ты недоговариваешь, – настаивал я.
– От вас ничего не скроешь, инспектор!
Она издала подобие смешка, но голос её был не ровным, словно мама планировала спеть, но ещё не была готова. Да-да, моя мама часто запевает ни с того ни с сего, да-да, это жутко раздражает. Она вновь раскрыла рот, но вместо слов раздался короткий скрип – и мама опять замолчала.
– Надо бы тебя смазать, – заметил я. – Скрипишь.
Понимаю, что это не самая смешная шутка на свете, но мама мой главный фанат, и как-то логичнее ожидать от поклонника номер один смеха в ответ на свою шутку, какой бы слабенькой она ни оказалась. Вместо этого мама зарыдала, взбежала вверх
