из ведра на ноги льёшь.
Прорастёт в обнове рожь
и придётся до зари нам с тобою в две косы,
рожь косить… А как носить?
Если следом за тобой поле тянется с копной…
Брови светлые, дугой,
не укрыть копной густой.
Носик миленький в веснушках,
чуть с горбинкой золотой…
Ну, а очи – Глубина!
Заглянул Иван туда…
И зелёная волна,
что бросают в берега
Кама, Обь, и Ангара,
хладом чистым не спеша,
душу мо́лодцу леча́,
от ступней, сквозь грудь, до лба
пронеслась туда – сюда,
и залив все закоулки,
грусть от сердца погнала.
И, кусачая тоска
от потерь, что вон гнала
к горизонту молодца́,
вдруг как выпрыгнет из рта
змейкой жёлтою из зла
и травой лесною прячась,
шмыг, и в камушки ушла…
«Чар хозяйка, что со мной?!
Где-ж тревожных мыслей рой?
Где та цепкая тоска,
что терзала так меня? -
распрямился молоде́ц. -
Горю горькому конец.
Горю горькому беда.
Сел я снова на коня!»
И пустился Ванька в пляс,
во́круг вёдер, во́круг глаз,
что зелёною волной
злой тоске в нём дали бой:
– Малахита озерца!
О, Алёнка, ты меня…
Ты вернула жизнь во мне!
Краски мира, мир в себе!
Снова стал я – молодец,
разудалый удалец!
Снова бодрым колесом
я вкачусь на царский трон!
Вёдра в небо подхватил
наш герой, что было сил
так к избушке побежал,
что всю воду б расплескал,
на ходу крича: «Ура-а!
Где вы, Санки, в путь пора!»
Да так быстро добежал
до крыльца, что там лишь встал,
перед дверью внутрь избы…
«Ну, чего стоишь? Войди.» -
вдруг услышал голос он. Дверь петлями скрипнув в тон,
накренилась и Иван,
наклонившись к сапогам,
в полумрак шагнул вперёд,
он уж понял кто зовёт…
На него, в монокль глядя,
Баба двигалась Яга:
«Дайка, дайка погляжу…
Ну-ка, Мурка, брысь к коту.
Кто таков? Как звать?
Принц? Князь?
Иль простой, деревня-грязь?»
«Здравствуй, Бабушка-Яга,
вот летел… а тут вода… -
вёдра на пол опустив,
и поклон Яге отбив,
шапку смял Иван,
