Какой-то странный сегодня Ильмурза. Нет на лице обычной холодноватой насмешливой улыбки, он, кажется, даже немного задумчив и грустен нынче. С чего бы это? Неужто из-за того, что отец поругал? Но ведь ему не в новинку выслушивать выговоры отца.
– Ах, сердце моё, молодое сердце,
Что ж ты убиваешься? –
запел чуть слышно Ильмурза. Резко обернулся и сказал немного растерявшейся сестре:
– Нуркай, я скоро уеду.
– Куда?
– Куда сейчас молодёжь уезжает, туда и я. В деревню!
– Правда?! – переспросила Нурия. В её больших глазах засветилось радостное удивление.
В ответ на призыв партии сотни и тысячи молодых людей уезжали в те дни в деревню. Это было так прекрасно, так романтично, но где-то там… И вот, оказывается, её брат тоже едет в деревню. Значит, эта чудесная, но далёкая романтика здесь, в их доме.
– Комсомол посылает?.. – быстро спросила обрадованная Нурия.
Закинув голову, Ильмурза расхохотался.
– Эх, Нуркай, дорогая, разве ты не знаешь, я давно уже вышел из комсомольского возраста. – Ильмурза смеялся, но Нурия заметила, что по его красивому лицу пробежала лёгкая тень. – Нет, сам я надумал, сестрёнка. По собственному желанию еду.
– Ах, Ильмурза, прошу тебя, говори серьёзно… Ведь это такой замечательный шаг. А что папа говорит? Давеча он из-за этого и шумел у тебя?.. Не хочет отпускать тебя в деревню?
Нурия была восхищена решением брата. Блеск глаз, возбуждённое лицо говорили: «Брат, милый брат… Я всем сердцем на твоей стороне. Не бойся… Никого не бойся. Поезжай в деревню!..»
Иштуган наносил на чертёж последние линии. В большой квартире Уразметовых стояла тишина. Нурия ушла в кино с Ильмурзой. Гульчира тоже унеслась куда-то. Отец ещё не вернулся от зятя. Марьям сидела напротив на диване и шила детскую распашонку. Матовый абажур отбрасывал на её белое лицо и золотистые волосы мягкий рассеянный свет. Время от времени она поднимала голову, и тёмно-голубые глаза её с любовью останавливались на муже. Точно почуяв это, он тоже поднимал глаза. Их взгляды встречались, оба чуть смущённо улыбались при этом, словно влюблённые, только что признавшиеся друг другу в своём чувстве. Марьям даже слегка краснела. Шестой год живут они вместе, а ей всё кажется, что ещё не кончился их медовый месяц. «Всю бы жизнь так прожить», – мечтала она про себя.
И на работе и дома ей часто приходилось слышать о разводах, скандалах между мужьями и жёнами, а в качестве народного заседателя приходилось участвовать в разборе такого рода дел в суде. Марьям, слушая бракоразводные процессы, никак не могла понять, как это любившие когда-то друг друга люди становятся врагами. И, призывая этих людей к примирению, она всякий раз с болью в душе думала: «Почему вы топчете своё счастье и ищете пути к несчастью?» И когда она, усталая после этих мучительных судебных процедур, возвращалась к себе, приветливое слово Иштугана казалось ей ещё дороже.
Марьям тосковала, когда Иштуган пропадал в своих командировках, и радостно
