духу ругать их, тащить за собой на пляж или на базар.
Солнце остывает. Дачный поселок оживает, его обитатели поливают грядки и газоны, готовят ужин, идут на вечернее купание. Из города приезжают наши бабушки, продолжая негромкую беседу о нас, о внуках, о своих мужчинах, с которыми делили радости и беды, которым верили и за которыми соглашались идти в огонь и в воду. Ради которых и сегодня аккуратно причесаны и одеты в пестрые ситцевые платья. Они слегка обижены на мужей, но откладывают претензии до завтра. Впрочем, завтра они, как обычно, решат, что ворчать бесполезно. Докладываю, что моя «вахта» прошла без приключений.
Наступает безмятежный летний вечер.
Помилуй, Боже, стариков…
Приходи ко мне жить
Я молчала, ожидая продолжения дипломатического марша.
– Мы тут с Катей котенка нашли на лестнице. Ты таких любишь! Ну, с голубыми глазами, – кипятился мальчик, предусмотрительно блокируя мои возражения.
Все правильно: нашел не сам – с няней. И голубоглазые кошки – моя слабость. Как только запомнил?
– Нет, сынок, кошек нам больше не надо, – я паниковала, но старалась говорить внушительно. Отказывать любимому сыну было трудно: рано вышла из декретного, «сдав» его чудесной няне Кате. Катя в мальчике души не чаяла, он был как у Христа за пазухой. Но я все равно чувствовала себя виноватой.
– Ну мааам!
– Посмотрим, что за котенок, там и решим, – постановила я.
Больше никаких кошек. Потому что моя совесть и так нечиста. Сначала была Луча – великолепная сиамка, которую мы контрабандой протащили в общежитие, долго скрывали от всех, и которую я вынуждена была, закончив учебу, сплавить родителям в другой город. Хорошо помню, как мы сидели с ней под мокрым липким снегом в аэропорту, как она завывала громче двигателей ЯК-40, как «отметилась» кучкой в постели самого брезгливого человека нашей семьи – папы. Потом она рожала десятки котят: беспородных – черных кошечек и «в папочку» котов, или настоящих сиамских – беленьких, как облачка. Потом заболела и долго умирала, а мама поила ее куриным бульоном.
Потом была кошка Лиза – тоже красавица, но в народном вкусе. Дымчато-серая, пушистая, глазастая – и непроходимо глупая. Несмотря на набор лотков для туалета – по одному в каждом углу коридора, она величественно гадила под дверью, мочилась на шторы и ковры. За что и была изгнана обратно в сельскую местность. Где так же таращила прекрасные глаза, нежно и глупо мяукала. И пропала бесследно.
Брать на себя ответственность за нового голубоглазого котенка мне не хотелось. Объяснять малолетнему сыну причины отказа – было стыдно.
Моего возвращения мальчик и няня ждали в подъезде. Они смущенно улыбались и заглядывали мне в глаза, ожидая согласия. На ступеньке под дверью няниной квартиры,
