да мазью целебной смажу раны. Шрамы останутся, девонька, лицо-то эта когтистая тебе сильно подрала.
7
Шрамы? В сердце девушки всколыхнулись горечь и обида. Она, конечно, особенной красавицей себя и не считала, однако, иметь уродующие рубцы не хотела. С другой стороны, может, это оттолкнет от нее ищеек императора, коли те смогут добраться в такую глушь.
Верила Аише, что дед Лукьян, как представился седобородый, не выдаст ее. Едва доковыляв со своей тяжелой ношей до лесного домика, она рухнула на топчан, покрытый тонким соломенным матрасом и старой овечьей шкурой и вновь уснула, слыша на краю сознания, как дед кряхтит, гремит какими-то плошками, бурчит что-то себе под нос, а потом и вовсе провалилась в черноту. В себя пришла на рассвете от истошного петушиного крика.
Подняв голову, долго не могла сообразить, где она и что случилось, потом вспомнила и села, спустив ноги. Правая ужасно распухла и болела, хоть и была перевязана накрепко тряпицей, саднили пальцы на руках, ободранные вчера, когда забиралась вверх по оврагу, ныл локоть и копчик, но все это было ерундой – невероятное облегчение, что спаслась, что смогла убежать – вот что довлело над нею.
Что было бы, не найди ее Лукьян, она не знала и даже думать о том не хотела.
Ощутив естественные потребности, поковыляла на улицу, стараясь не наступать на ногу. Получалось плохо, приходилось подпрыгивать и придерживаться за печку, доски на полу прогибались при этом и скрипели.
Когда Аише уже было добралась до двери, та отворилась, впуская спасителя.
– Проснулась? – улыбнулся он сквозь бороду, отчего лучики морщинок поползли от уголков глаз к вискам. – А я уже козу подоил, молока вот несу. Рысь там твоя ворчит, не подпускает меня. Я ее вчера в сарае пристроил, пущай там полеживает, неча ей в дому-то делать. Как звать-то тебя, дева?
– Аише! – отозвалась девушка, улыбнувшись в ответ. – Спасибо, что вытащил нас!
– Ну, не зверь же я, – смутился дед. – А ты давай, умывайся там на улице, да будем завтракать.
Выйдя наружу, девушка с удовольствием втянула в себя стылый утренний воздух, влажный и напоенный ароматами сосновой хвои, прелой листвы, поздних ягод и грибов. Забывшись, шагнула со ступенек вниз и зашипела, когда ногу прострелило болью. Кое-как, придерживаясь за крепкие перила из потемневшего от времени дерева, она сползла на землю и увидела палку, стоявшую будто специально для нее. Так передвигаться стало значительно легче.
Отхожее место стояло за сараем, там все было сделано для удобства – и ступенька всего одна, и сиденье, а не просто дыра в полу, как в их деревне. Молодец, дед Лукьян, хорошо придумал. В таком деле ведь тоже комфорт важен, а для старых, для больных – самое то.
Облегчившись, Аише улыбнулась, вспомнив их старую с мамой шутку – где находится душа – под мочевым пузырем, ведь когда долго терпишь, а потом сходишь до ветру, говорят, что на душе легче.
Мама! Как она там? Жива ли? Как бы дать
