никто иначе и не звал – девчонка совсем, молоденькая, наивная, неумеха и озорница) тоже все время поглядывала на ребёнка, её серый, остренький, как у мышки взгляд так и застревал в той стороне. Ах, завидовала молодая женушка деверя* сношенице**, ах – как хотелось ей такую куклу, да, видно, рановато.
Наконец, оторвав взгляд от девочки, Татьянка всплеснула руками, вспомнив, что ей поручено, рванула на кухню, и, пыхтя, показалась на крыльце, держа в худеньких руках огромный стальной старинный чайник, из носика которого, как из паровозной топки вырывались клубы плотного пара.
–Это сюда, к крайней бочке, одна не тащи, сейчас Алла поможет тебе.
Маринка прокричала фразу звонко, громко, но непослушная невестка, как будто не расслышала, вздернула чайник, помогая рукам всем своим щупленьким телом и, натянувшись струной, побежала через двор, держа парящее чудовище на вытянутых руках – прямо мимо коляски. И осталось-то пробежать всего ничего, но нога Татьянки попала на камушек, она не удержала равновесие и, падая, толкнула чайник от себя. С диким визгом Алла бросилась к коляске, подставила руки, падая наперерез, и парящая струя, которая, судя по заложенной дуге, должна была плеснуть точно на пуховый капор Агнессы, обварила ей кисти. Но, прямо на глазах застывшей от ужаса Марины, кипяток, как заколдованный, остановился в своём страшном падении, образовав паровое пустое облако вокруг ребёнка, и ни одна горячая капля не задела девочку.
Алла молча стояла у коляски и смотрела на свои руки. Багровая кожа медленно вздувалась пузырями, которые тут же лопались и становилась куском мяса, приготовленного к разделке. И тут Агнесса выпростала ручки в пуховых варежках, положила их на страшное красное месиво, и на глазах ожог начал уходить, светлеть, таять. Уже через пару секунд руки Аллы стали такими, как были до ожога, и только мокрые рукава байковой кофты напоминали о случившемся.
…
Тихий огонёк свечи ласкал взгляд, в темной спальне было тепло и тихо. Марина часто зажигала свечи, хотя деревенские этого не понимали, некоторые даже злобились – дом ведьм, одна померла, другая исчезла, теперь эта ведьмачит. А Марину свечи успокаивали, приносили долгожданное отдохновение, она под них расслаблялась и душой и телом. Вот и сейчас она полусидела на кровати рядом с дремлющим Вадимом, смотрела на трепещущий огонёк, думала
"Неужели опять… Акулина, Луша, Маша, теперь Агнесса… Почему это все на их семью, наказание за что такое страшное? Почему они, женщины их рода не могут жить спокойно и счастливо, рвут свои души на куски, уходят так рано? Ведь могли бы иначе, так мало надо для простого женского счастья, а нет… И правду ведь говорили соседи, слово то какое правильное подобрали – "Нелюди". Истинно ведь – не люди".
–Ты, Марин, нехорошо думаешь. Неправильно.
Вадим, оказывается не спал, мало того, он прочитал её мысли.
– Злобиться на них, на то, что они обладали таким даром низко. Они
