ответила Софи.
– Нет, ваша, – рассудительно произнес молодой человек. – Типичная для вашего поколения.
– О Боже! – улыбнулась Софи.
Они посмотрели друг на друга. Молодой человек коснулся волос девушки:
– Она злая, правда?
Девушка медленно кивнула.
– Вы, наверное, друзья юного Майка? – спросила Софи. Юный Майк с трудом продирался к диплому городского колледжа Нью-Йорка и в конце каждого семестра наполнял дом Гольштейнов ужасом. Получится ли у него восстановиться еще раз?
– Давай уйдем, – предложил молодой человек. – Нам еще нужно навестить Люка у Святого Луки.
– В больнице? – спросила Софи. – Сейчас уже слишком поздно для посещений.
Они посмотрели так, будто только что ее заметили, и мягко выплыли из гостиной, не оглядываясь.
– Красивый браслет! – крикнула Софи вслед. Девушка оглянулась из коридора. На секунду показалось, что она сейчас улыбнется.
– Мне больно носить его, – прокричала она в ответ. – Стоит пошевелиться – сразу больно.
Отто был прижат к стене и вынужденно разглядывал нависающий над ним подбородок мощной женщины в пиджаке и брюках. Она была английским драматургом, подругой Фло, писала исключительно в стихах. Пробираясь к ним, Софи заметила, что Отто держит одну руку за спиной, прижимая ее к деревянной обшивке.
– Мы все умираем от скуки, – говорила женщина. – Вот почему война, почему убийства, почему «почему». Скука.
– Молодые умирают от свободы, – сказал Отто деревянным голосом. Софи поймала его взгляд. Он едва заметно покачал головой.
– Молодежь спасет нас, – сказала женщина. – Нас спасет, слава мертвому Богу, молодежь.
– Они умирают от того, чем пытаются излечиться, – сказал Отто.
– Да ты ретроград! – сказала женщина, склоняясь, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Привет, Сьюзен, – сказала Софи. – Я сейчас слышала, кто-то сказал: «Я навалилась». Что бы это значило? – Она подозревала, что на ее лице читается фальшивое лукавство. В ее словах было скрыто оскорбление, и она надеялась, что Сьюзен почувствует это.
– Сегодня, – великодушно объяснила Сьюзен, – это означает, что либо ты завалилась к кому-то переночевать на диване, либо тебя очень сильно накурили. – Она кивнула Отто и отошла. Сьюзен редко разговаривала с мужчинами, когда рядом были другие женщины.
– Боже мой! – воскликнул Отто. – Остановить ее словесный поток – всё равно что попытаться подсунуть газету под собаку, которая собралась погадить.
– Я ненавижу, когда ты так говоришь! И с годами становится только хуже. Я не выношу это злобное, примитивное…
– Где твой бокал?
– Я не пью, – ответила она раздраженно. Он растерянно стоял прямо перед ней, закрывая обзор. Он услышал ее, услышавшую его, и в нем зашевелилась совесть. Она это видела – и тоже раскаивалась, что нагрубила. Мгновение
