стало трудно. И жить – тоже.
– Что я предлагаю? – громко и с напором переспросил Максим. – О себе подумать я тебе предлагаю, дорогая моя! Посмотри – как ты живёшь? Вся зарплата на подгузники, лекарства и эту… как её… тётю Катю уходит. Над копейкой трясёшься, одета чёрт-те как. Три года этот кошмар тянется! А ты подумала – вдруг и ещё три года! И ещё! И ладно бы твоя мать хоть понимала что-то! Так ведь нет! Тебя не узнаёт, ничего не соображает, не говорит, мычит и орёт дурниной. А ты как сумасшедшая носишься вокруг неё, то присадишь, то уложишь! – Макс жестами изобразил, как Соня «носится». – В ванную таскаешь эту тушу. Вон, сама вся высохла.
– Что ты предлагаешь? – упрямо, сама не зная зачем, вновь спросила Соня.
Максим немного помолчал и заговорил спокойнее, в голосе появились проникновенные, журчащие, мягкие нотки.
– Софка, я давно собирался с тобой поговорить. Я, возможно, бываю резок, но ты же знаешь, малыш, как я к тебе отношусь! Беспокоюсь о тебе! В общем… существуют специальные дома для таких больных, как твоя мать. Мы могли бы поместить её туда. Я узнавал, что да как. Это непросто, но у меня, как ты знаешь, есть возможности. – Максим сделал выразительную паузу и продолжил: – Тебе не нужно будет ни о чём беспокоиться, просто дай согласие и предоставь это дело мне. Я сам всё улажу наилучшим образом. Софочка, поверь, там за мамой будут хорошо ухаживать. Ничуть не хуже, чем ты. А может, и лучше. Это же специалисты! Только прошу тебя, не говори сразу «нет»! Подумай, так для всех будет лучше, и для твоей матери в первую очередь.
Слова Максима звучали убедительно и умно. Когда требовалось, он умел быть обходительным и по-кошачьи ласковым. В самом начале их романа Соня совершенно потеряла голову от его томной, заботливой нежности. В нужные моменты Максим становился обворожительным, любящим и милым, и этим держал её так крепко, что она и помыслить не могла о разрыве.
– Малыш, ты же совершенно вымоталась! А кому нужны твои жертвы? Разве ты не устала вскакивать по ночам, суетиться с уколами, капельницами… Твоя мать, если бы могла меня слышать, одобрила бы такой шаг, уверяю тебя! И потом, положа руку на сердце, ты ведь понимаешь: ей абсолютно всё равно, кто за ней «утки» выносит! Софка, ну что ты молчишь? Слушай, а переночуй-ка сегодня у меня! Поужинаем, отдохнём, вина выпьем. У меня есть твоё любимое, персиковое. – Максим придвинулся ближе, тягуче посмотрел на Соню, по-хозяйски небрежно положил горячую руку ей на бедро.
Пахнуло одеколоном и коньяком. Она стояла, беспомощно смотрела на него, такого красивого, крепкого, уверенного в своей правоте, и не могла пошевелиться. Собственные смутные вороватые мысли, безжалостно облечённые Максом в слова, раздавили её, прижали к земле, уничтожили.
– Понимаю, решиться трудно. Но ты взвесь всё, поразмысли спокойно. Никто не требует немедленного ответа! Всё будет отлично, обещаю тебе, – продолжал ворковать Максим, пытаясь поймать Сонин взгляд. – Софка, мы поженимся, начнём новую, нормальную жизнь. Если хочешь, сможешь бросить работу. Ребёнка родишь. Сейчас
