и снова поднес трубку к уху. Мать там все говорила – не имея понятия, что ее слова были выброшены на ветер. – Я жив-здоров, у меня все нормально. Что ты? – прервал он ее.
Несколько долгих секунд в трубке длилось молчание.
– Я тоже, слава Богу, жива-здорова, – сказала потом мать. – Вот только это ожидание… Я пью валокордин ведрами. Ты можешь хотя бы сказать, где ты?
Рад не сдержался.
– Опять двадцать пять! – воскликнул он. – Я в безопасности, не волнуйся! Потому и не говорю тебе где – для безопасности! Все, пока!
Он бросил трубку на рычаг, не дождавшись ответных слов прощания. Трубка впечаталась в свое гнездо со звучным хрюком и хрюпом – будто провопила от боли.
В тот же миг ему стало стыдно. Бедная трубка! Бедная его мать!
С минуту, наверное, он стоял, тупо глядя в каре кнопок на светло-синем корпусе таксофона перед собой, перемогая это чувство вины. Отец умер три года назад, он был их единственным ребенком, ох и одиноко же было матери на старости лет в бетонной пятидесятиметровой коробке на метро «Первомайская», ох и больно за него! Свинья. Не мог быть с нею терпеливей и снисходительней.
Возможно, матери можно было бы звонить и с мобильного, не мучить ее неизвестностью от одного его посещения переговорного пункта до другого, но Рад не был уверен, что это достаточно безопасно. Он опасался, что ее телефон может прослушиваться. И если телефон матери в самом деле прослушивался, определить местоположение телефона, с которого он звонил, было совсем просто. Однако он все же не пасся у этого таксофона на привязи, а мобильный всегда был с ним, поселок – не город, и найти его в поселке при должном желании уже не составило бы большого труда.
Когда он наконец открыл дверь и выступил из кабинки наружу, из своего таксофонного уединения как раз выходила и пчелка в дубленке. Рад невольно обежал ее взглядом. Повернув голову, она тоже взглянула на него. Нет, никакого призыва в ее взгляде он не уловил, но интерес, несомненно, был. Вообще у него никогда не возникало особых сложностей с тем, чтобы понравиться, – это у него получалось само собой. Это потому что ты похож на Грегори Пека, сказал ему однажды школьный приятель после очередной победы Рада на танцевальном вечере в соседней школе. Потом, специально посмотрев в кинотеатре Повторного фильма у Никитских ворот «Римские каникулы» с Одри Хэпбёрн и Грегори Пеком в главных ролях, стоя перед зеркалом дома, он всматривался в свое лицо – похож? – но если и был похож, понять это было невозможно, и осталось только поверить тому своему приятелю, потерпевшему на вечере сокрушительное фиаско.
Инстинктивно, заметив в пчелке к себе интерес, Рад было метнулся за ней, но тут же придержал шаг и начал спускаться по длинной лестнице, что вела из переговорного пункта на улицу, лишь тогда, когда внизу, плеснув лоскутом света, открылась и закрылась дверь. Нет, он не хотел никакого меда. Никакого и ни от кого. Если бы только само собой, в чистом виде, ложка в рот – и наслаждайся вкусом. А так, чтобы добыть этот мед, добраться до него, распечатать
