приказывает она мне, не прерывая бесконечный процесс восхваления морально-этических качеств нового хозяина.
Я снова прикасаюсь губами к краю рюмки, делая вид, что пью. Генриховна теряет ко мне интерес, погружаясь в пучину тяжёлых дум. Может, её отпустило наконец-то?
– Падла. Сволочь. Дрянь, – встрепенувшись, продолжает свой неистовый монолог. – Скотина. Паскуда. Гад чешуйчатый!
Я делаю знак официанту притормозить. Крыска требовательно щёлкает пальцами, подзывая его. Фигура с бабочкой на шее нерешительно топчется, но подходит: кто платит, тот и музыку заказывает – мудро расценивает этот продажный раб. Чувствую: скоро придётся выносить на себе пьяный труп. Вот за что мне это, а?..
– Что случилось-то? – осторожно пытаюсь попробовать на зуб ситуацию, а заодно графин с водкой отодвигаю. Может, получится.
– Ка-тас-тро-фа, – цедит сквозь зубы Крыска, слепо шаря рукой по столу. Я услужливо подсовываю ей сигареты. Она закуривает, пускает дым и поясняет: – Он покусился на самое святое!
Он что, изнасиловать её хотел?! Наверное, мои выпученные глаза и открытый рот настолько выразительны, что Генриховна даже сфокусировать взгляд на мне сумела.
– Дура! – злится она. – То святое давно тю-тю. Что там терять-то, господи, да с таким-то мужиком.
Она встряхивает головой, видимо, пытаясь поставить мозги на место: уж слишком они куда-то не туда поплыли под парами алкоголя. Я молчу, как мышь под веником. А то ещё и не то прилетит. Крыска давит окурок в пепельнице, водит им сосредоточенно, разбрасывая пепел по белоснежной скатерти. А затем поднимает на меня глаза. Не так-то в них и много мути. Сильна, мать, оказывается.
– Поклянись, что никому не расскажешь, – требует она, гипнотизируя взглядом.
– Даю слово, – лепечу, не в силах ей сопротивляться.
– Поклянись, – настаивает Генриховна, ввинчиваясь в мой мозг глазками-буравчиками.
– Клянусь! – выкрикиваю я как идиотка и мёртвой хваткой вцепляюсь в графин. Фиг я ей дам выпить ещё хоть рюмку. Агрессивная какая-то чересчур. И паранойя к тому же проснулась.
– Святое, – шепчет она мне в лицо, ложась грудью на стол,– это «Розовый Слон».
Если честно, я ничего не поняла. Она же сама продала агентство. Вручила, так сказать, своего святого «Слона» этому Дракону – преподнесла в коробочке с бантиком, а сейчас сидит и злится. Жалеет, что ли?.. Так поздно пить боржоми, что уж теперь.
Крыска видит, что я в недоумении, вздыхает, оглядывает рассеянным взглядом пространство. Из неё странным образом улетучивается весь её злобный запал. Она сникает, опуская плечи, расслабляется.
– Я думала, отдам вас в надёжные руки. Он показался мне таким… деловым. Умным, грамотным, в меру жёстким. Я долго выбирала, – вздыхает она, поправляя всклокоченные волосы, – правда, выбора особого не было. В общем, я промахнулась. Всеми четырьмя лапами. Не сработала моя чуйка. Подвела на этот раз.
