куда больше часа. Сколько мог длиться прорыв, не знал никто. Может, закрылся, едва Альмонд ушел оттуда, и тогда чистильщикам оставалось только прикончить тварь. Может, до сих пор открыт, и, значит, шансы выжить у них невелики: добив чистильщиков, тварь двинется к городу, сжирая все на своем пути и становясь сильнее с каждым оставленным костяком. Если все чистильщики мертвы, то она уже туда движется, и догонять действительно поздно.
Но будь он проклят, если пойдет проверять. Он сейчас до родника, что в сотне ярдов отсюда, не доберется, не споткнувшись по дороге. Не прошел бы посвящение чистильщиков, раскрывающее истинные возможности тела и разума, сдох бы уже с полчаса как, вытянув в исцеляющие плетения все силы. Досуха. Впрочем, если чистильщики действительно мертвы, до города прежде твари он не успел бы, даже если бы был полон сил. Альмод пожал плечами.
– Все в руках Творца. Мы можем разве что молиться.
– Ссс…волочь. Сама… пойду.
– Вперед, – фыркнул он. – Не держу.
Отвернулся, стягивая рубаху. Вылезать переодеваться под дождь он не собирался. Эка невидаль, голый мужик в шрамах, можно подумать, она к своим – двадцати? – ничего подобного не видывала. А не видела, так отвернется. Не до стыдливости, тут в штанах бы не запутаться да не свалиться, прилетев лбом в косяк, или, того хуже, в камни очага.
За спиной всхлипнули. Альмод обернулся. Девчонка сбросила одеяло и пыталась сползти с лежанки – у нее получилось только сдвинуться на пару дюймов. И плакала.
Он вздохнул. Наклонился за одеялом – чтобы выпрямиться, пришлось опереться на лежак. Произнес так мягко, как только мог:
– Думаю, все хорошо, и твои соратники живы. Но даже если я ошибаюсь… прости, но добраться до города прежде твари я не успею. Никто не успеет.
Он снова укрыл ее одеялом. Не будь она чистильщицей, усыпил бы, и вся недолга. Ему самому безумно хотелось свернуться калачиком на сундуке и провалиться в темноту. Только все-таки переодеть промокшие под дождем штаны. И развести очаг, спалив то, что осталось от одежды девчонки, и заодно кровавый плевок. И образцы… совсем он ума лишился с устатку: чтобы сжечь образцы, пламя должно быть ярко-желтым, такого без плетений не получить, а плести он неспособен.
– Ты сражался… Так почему сейчас?..
– Дурак, вот и влез, – буркнул Альмод. Сунулся в ворот свежей рубахи. Будь проклято женское любопытство. Языком еле шевелит, а туда же, почему да зачем. – А сейчас от меня и вовсе толку, сама посуди… – Он зажег светлячок, тот снова мигнул и погас. – Умеешь молиться – молись. Хотя лучше просто поспать. Нам обоим понадобится много сил.
– Свейн назвал тебя заговоренным.
Альмод пожал плечами. Снова отвернувшись, начал стягивать штаны.
– Что… – Она осеклась.
– Не хочу спать в мокром.
Переодевшись, он повесил одежду сушиться у очага, снова подумал, что надо бы огонь разжечь, но кресала и трута он не держал с тех пор, как проявился дар. Поди, сейчас и не вспомнит, что с ними делать. Ладно. Потом. Все потом.
– Ты
