испускающее фальшивые лучи, пробивающиеся сквозь фальшивые тучи.
“Запустение, – подумал Стегин. – Словно смерч, небывалый в этих широтах природный катаклизм, выпотрошил этот покинутый дом. Но ясно одно, Винт жил один”.
Рядом с громоздким ящиком телевизора, и тоже на полу – видеомагнитофон. На его на крышке лежит стопка видеокассет.
Стегин взял в руки верхнюю.
“Порнуха”, – скривился он, рассмотрев замысловатое переплетение обнаженных тел на коробке.
– Порнуха? – спросил кто-то из оперов.
– Да, – ответил Стегин, продолжая осмотр.
“Ни одной книги? Не удивительно. Ан нет. Есть одна!”
Она лежала на одеяле, неаккуратно наброшенном на постель, из-под которого были видны пожелтевшие грязные простыни.
– Вот оно что, – присвистнул Стегин. – Евангелие! Не ожидал. Неужели он верующий?
“Ей здесь не место, этой книге в простеньком светло-коричневом бумажном переплете, – думалось ему. – Как не место букету цветов, и белой фате, и розовым лентам, оплетающим колыбель”.
– Верующий? – переспросил один из экспертов – худощавый, лет двадцати пяти, в темных стильных очках и со всклокоченной шевелюрой, он, скорее, походил на рок-музыканта или на Христа, чем на криминалиста-исследователя. – Нет, не может быть! Верующие – люди тихие.
– Вот еще, – удивился Стегин неожиданному заключению. – С чего ты взял?
– Я себе так их представляю, – он пожал плечами.
– Гм, – задумчиво промычал Стегин.
– А вы, товарищ капитан, веруете? – с наивным простодушием поинтересовался паренек, оторвавшись от своего дела – секунду назад он с азартом выковыривал ножом из половых щелей грязь.
“Верую ли я? И во что? – задумался Стегин, ему хотелось ответить на вопрос честно. – Во Христа-спасителя? В богочеловека, кто страданиями своими и смертью искупил грехи людские? Нет. Подобных подвижников история знала не мало и я не уверен, что выбрали лучшего. В Бога-отца? В Бога – сверхсущество, творящего чудеса направо и налево запросто, обо-всем-знающего, всё-и-вся-видящего, в эдакого Бога-кукольника, управляющегося с людьми с помощью нитей, подвязанных на кончиках пальцев? В наиярчайшего представителя монотеизма? Нет. Потому что мне не нравится тоталитаризм”.
– Нет, – сказал он, немного помолчав, упрямо сжимая евангелие в руках. – Хотя лично мне нравятся древнегреческие Боги.
– Почему?
– Скандальные, жадные, завистливые, похотливые, лукавые, безжалостные, великодушные.
– Ясно. Совсем как люди, – вставил свою реплику эксперт.
– Да. А он – бандит, убийца, – Стегин подергал плечом, давая этим нелепым движением понять, он имеет в виду обитателя квартиры, покойника. – Убийство – акт кощунства. Какой же он верующий?
