беспорядок в их доме. Правда, кроме стола Бориса – там было все прибрано.
Отец и мать приветливо встретили меня и, как говорится, не знали, куда меня посадить. А посадить, действительно, было некуда: на столе – горы посуды и остатки еды, на стульях – одежда, разбросана обувь, кровати не убраны. Из соседней комнаты вышел дядя и, бросив косой взгляд, исчез.
Всегда приветливое лицо Бориса исказилось в болезненной гримасе, и он резко бросил родителям:
– Я же предупреждал, я же просил…
У Бориса была прекрасно поставленная речь, но не у родителей. Они говорили так, как будто у них во рту была вставлена свиристулька. Это был типичный говор одесситов.
Мы вышли погулять, и я стремился отвлечь Бориса от не приятностей увиденного. Но он оставался хмурым: губы были плотно сжатыми, густые брови еще больше «срослись». Но лицо его не было злым, скорее печальным.
Я попытался уйти домой, но Борис резко, в несвойственной ему манере, одернул меня:
– Хочешь обидеть забитых нуждой евреев?
Мне сказать в ответ было нечего.
Ранней весной пятьдесят второго года Борис исчез, так же внезапно, как и появился полтора года назад. В конце недели меня вызвала к себе директриса и попросила срочно съездить к Борису домой и выяснить причину отсутствия его в школе. Для этого дела меня отпускали с занятий. Тогда я не обратил внимания, что при разговоре присутствовал еще один человек, которого я никогда в школе не видел.
– Езжай и сразу возвращайся, – напутствовала директриса. – Если болен, то пусть возьмет справку…
Я рад был прогуляться весенним ярким днем, когда слепит солнце, а небо сияет чистой голубизной. Через час с небольшим я подошел к калитке дома Бориса. На дорожке, ведущей к крыльцу, лежал ровным слоем снег. Следов не было. Значит, подумал я, прошло три дня, как был снегопад, и дом никто не посещал. Взойдя на крыльцо, заглянул в окно террасы – никого. Заглянул в окно комнаты – тоже пусто.
– Чего ищешь, парень? – услышал я голос из-за соседнего забора. – Их уже неделю как нет…
– Уехали, что ли? – спросил я женщину-соседку.
– Да кто их знает. Еще в тот, субботний вечер они были дома. Ночью слышала – гудела машина… Может, уехали на время?
Я обошел весь дом и заглянул во все окна. Все говорило о том, что дом жильцами покинут.
Обо всем этом я рассказал директрисе и незнакомцу, когда возвратился в школу. Незнакомец задавал вопросы и между прочим расспрашивал: что за человек Борис. Директриса в это время тактично помалкивала. Я же понял, что расспросы незнакомца неспроста, лишь тогда, когда он попросил умолчать о беседе со мной в отношении Бориса.
– Парень ты башковитый, говорила твой директор, – и он кивнул в сторону директрисы, – все понимаешь и будешь молчать.
– А что я скажу ребятам? Куда ездил?
– Скажи, что ездил к Борису: он переехал.
