первых двух месяцев войны в Маньчжурии непрерывно шли, выражаясь официальным военным языком, «бои местного значения». Тем не менее, враг отступал, и этот факт был встречен в России взрывом патриотических настроений. Страна ликовала, а пресса уже предсказывала скорое возвращение Сахалина и Порт-Артура. Даже самые отъявленные столичные декаденты-интеллигенты, ещё недавно критиковавшие всё и вся, теперь прикусили языки и одобрительно хлопали в ладоши. Инстинкт самосохранения им подсказывал, что открыто выступить против войны – значит, быть растерзанным разъярённой толпой, поражённой вирусом бубонного патриотизма.
Газеты подробно живописали о подвиге полкового священника отца Матфея Каргопольского, лично возглавившего штурм японских позиций. «Высоко подняв крест, со словами: «Вперёд, за святое дело, за Отечество! Победим!» – устремился он в атаку впереди полкового знамени, увлекая за собой солдат. Трещали вражеские пулемёты, над головой свистели, или, лучше сказать, пели пули (японские 2,5-линейные пули не свищут, а поют!), земля содрогалась от грома орудий. В дыму, по раскисшему от дождей чернозёму бесстрашно шли в штыковую русские чудо-богатыри.
Отца Матфея ранило в правую руку, но он перехватил животворящий крест левой рукой и продолжал идти вперёд с пением «Спаси, Господи, люди Твоя!». Вторая пуля поразила его в грудь, он упал, потеряв сознание. Но уже через минуту бойцы 17-го Сибирского полка с криками «Ура!» ворвались в японские окопы, и враг бежал, побросав оружие».
Раненного священника отправили на повозке в госпиталь, но тот, узнав, что убитых в бою солдат собираются похоронить в братской могиле без отпевания, запротестовал: нельзя православных зарыть в землю без христианского напутствия! Превозмогая боль, отец Матфей встал, надел епитрахиль и из последних сил совершил погребальный обряд. «За подвиг, запечатлённый кровью, отец Матфей был награждён золотым Георгиевским наперсным крестом».
А писатель Александр Попов, больше известный по своему литературному псевдониму как Серафимович, отправился на войну вместе со своими земляками – донскими казаками. С ними он прошёл пол-Маньчжурии, или Дунбэя, как называют свою суровую северо-восточную провинцию китайцы («дун» по-китайски означает «восток», а «бэй» – «север»). Много чего повидал писатель за семь месяцев пребывания на передовой линии. Позже впечатления тех дней он изложил в сборнике «Дунских рассказов», опубликованных под новым псевдонимом «М.Шолохов».
«Повернул атаман коня, а на него, разогнавшись, скачет один и катаной помахивает. По биноклю, метавшемуся на груди, по фуражке со звездой догадался атаман, что не простой японец скачет, и поводья натянул. Издалека увидел безусое азиатское лицо, злобой перекошенное, и косые глаза, от ветра ещё больше сузившиеся. Конь под атаманом заплясал, приседая на задние ноги, а он, дёргая из-за пояса зацепившийся за кушак маузер, крикнул:
– Макак желторылый!.. Махай, махай,
