виде ведра дрожжей, и остановилась. Мой мочевой пузырь к такой остановке оказался не готов. Я вылетел под тень крыльца, как пуля, и запричитал слабым голосом:
– Фашистыыыыы!
Случись поблизости менты – административное нарушение налицо, точнее – на стене. Случись местные жители – быть скандалу. Случись ребятишки на прогулке – быть конфузу. Но за десять минут до закрытия винного отдела дети по дворам не гуляют, местные жители уже последний сериал досматривают перед сном, а менты пасутся где-то в другом месте.
Когда я вышел к подъезду, Иван показывал мне бутылку коньяку, добытую по всем законам жанра: с перебежкой, разнообразными увертками от охранника, утратившего всякую связь с реальным временем, кассиршей, с кривой усмешкой выбившей чек «оплачено» за секунду до времени «zero». От тестя Фосгена и след простыл – тарахтел где-то в обратную сторону.
Через три месяца я получил на руки вожделенный диплом, который уже истратил изрядную часть срока своей легальности. Мелочность, конечно, но характерная мелочность. Получаешь, к примеру, паспорт, который обязывает тебя получать государство, но деньги за него платишь сам. Может, кое-кто и без паспорта прекрасно бы ужился, но карают за это. Еще в тридцатых годах олонецкого поэта Крюкова за отсутствие ксивы расстреляли, и ныне не приходится рассчитывать, что государственная машина дала обратный ход. Наоборот, ускорилась.
Всю мою возню с дипломацией удалось нейтрализовать одним-единственным вечером, проведенным с институтскими друзьями-товарищами. Чем же обезвреживать всю эту пустую суету, которую каждый год нам подсовывает сановный чиновничий корпус? Отказывать нельзя обезвреживать, себе дороже, все-таки не в лесу живу. Глупый вопрос. Ответ-то очевиден: ничем.
Наличие красивой разрешительной бумажки на самом деле не значит ровным счетом ничего. Важно становится только то, чтобы ее можно было использовать по назначению. Сделался я теоретическим старшим механиком, практически никто на работу из-за этого факта брать не спешит. Много, оказывается, по россиянским и иностранным просторам разгуливает людей, имеющие такую же корочку с вензелями. Я начал искать работу.
Едва я озаботился этим, как, вдруг, однажды ночью, бесцельно прождав целый день звонка с предложением мне руки и сердца (должности и жалованья), вспомнил малую толику из того, что ЧЧ (Черный Человек) мне внушал. Появление его было не следствием белой горячки, либо психического расстройства, а нечто иным. Он меня исследовал. Также люди наблюдают, бывало, за поведением маленькой белой мышки, перед которой поставлена задача выжить в определенных условиях. Исследователям наплевать, что чувствует подопытная, их не интересует ее родство и близкое окружение, они не пытаются выяснить физическое состояние, им просто крайне любопытно само ее поведение. Чтобы, вероятно, создать стереотип. Или исключение из оного.
ЧЧ не понимал, почему и зачем я стал писать книги.
