Уже готовлюсь.
– Готовься, но сильно можешь не усердствовать – великого Дитриха Бергена не будет.
Я застыла с кофейником в руке.
– Помнишь вурдалака? – продолжал Бернстайн. – Он еще на заседаниях сидит справа и вечно притворяется, что спит.
– Кто ж его не помнит… А куда он делся? Неужели в отставку подал?
– В том-то и штука, что нет, – Отто хмыкнул. – Представляешь, он пропал. Не спрашивай, куда, как и прочее. Не знаю. В Ювелирной палате ничего не говорят, но делают кислые рожи. Возможно, просто втихую сняли – всем известно, какие слухи о нем ходили.
– Ходить-то ходили, но за руку Бергена не поймали. Так, салфетки и хлеб на пне…
– Может, и ловили разок-другой, – возразил Отто, – мы просто не знаем. Отличные пироги, зря наговариваете… Так вот, Берген. Наш профессор говорил, что видный знаток сами знаете чего научился неплохо торговать своими знаниями. Намек прозрачен, – он усмехнулся, – как алмаз чистейшей воды.
– Да, помню. Берген еще грозился привлечь его за клевету.
– Вот-вот, – кивнул Бернстайн. – А чем дело-то кончилось?
– Точно не знаю, но вроде Иезекиил сказал, что если Берген затеет суд, то пусть пеняет на себя. Видимо, все же что-то знал.
– Ну вот, а говоришь – за руку не поймали, – заметил Отто. – Значит, нет дыма без огня. Ладно, хватит о нем, слишком много чести. Что там еще из важного… Наша держава наконец-то помирилась с родственным герцогством Эльзингер, и оно снова отказалось от своих династических претензий.
– Это хорошая новость, – с авторитетным видом заметила Грета, вытряхивая из банки варенье. – Правда, раз в пятый уже мирятся, ну да ладно. Худой мир лучше доброй ссоры. А то прошлым летом чуть воевать не надумали…
– Да, я чуть не осталась без хорошего заказа. Перестали возить хризолит, а он был в бешеной моде, все с ума по этому камню сходили. Кому еще кофе?
– Мне, будь добра. А меня тогда прямо на границе развернули, к друзьям не попал. Кстати, ты сказала «чуть не осталась», – Отто прищурился с понимающим видом. – А как решила вопрос с камнями? Контрабанда?
– А ты как думал… Мне ни репутацию, ни заказчиков никто потом не вернет, сам понимаешь. У тебя-то как дела с законом? – не удержалась я. – Старинными полотнами больше не торгуешь?
– Да, оставил это дело, – усмехнулся Бернстайн. – Теперь подписываю нарисованные картины исключительно своим именем. Давай-ка закроем тему, а то сердце покалывать начинает. Так вот, месяц назад была выставка картин нашего музея в тамошней столице, а теперь, – Отто изящным движением смахнул упавший лист, – Эльзингер в качестве ответного реверанса привозит «Наследие».
– Неужели то самое? – удивилась Грета.
– Оно одно, госпожа Кунигунда. Единственное и неповторимое.
– А открытая выставка будет? – спросила я.
– Будет, будет, –
