в прихожей и перегораживавшую проход.
Поправив очки, Муругов что-то буркнул и кивнул.
Скорик и Набока кое-как вынесли ванну из квартиры и стали тяжело, чугунно спускаться по лестнице. Громко сопя, опустив голову и вытаращив глаза, побагровевший от натуги Скорик шел впереди, побледневший, полуобморочный Набока покачиваясь и часто моргая, пыхтел и отдувался сзади, схватившись руками за боковые кромки. Почти на каждой лестничной площадке Виталик, обливаясь потом, говорил: «Стоп машина!» Они опускали ванну и делали длинные передышки.
Когда они все-таки вынесли ванну из подъезда, Набока заявил, что он потянул спину. Пришлось Скорику одному впрягаться и корячиться. Ванна оглушительно заскрежетала об асфальт. Скорику показалось, что он тоже заскрежетал и стал таким же тяжелым, чугунным.
На скамейке у первого подъезда сидел Палёнов и смотрел в одну точку. Голова у него была перевязана широким серым эластичным бинтом. Палёнов медленно обернулся и уставил на Скорика мутные как картофельный самогон, безжизненные глаза. Затылок обожгло и сдавило. Скорик словно увидел призрака.
– Может, подсобишь? – мимоходом спросил развинченный, шарнирный Виталик.
Палёнов ничего не ответил и, отвернувшись, опять уставился на некую точку перед собой и в зарослях рябины.
– Больше не бери его на картошку, – Виталик покачал головой.
– Больше не буду, – сказал Скорик, старательно отводя глаза от Палёнова и как бы отгораживаясь от него скрежетом и лязгом.
8
…Нервно задребезжал дверной звонок. Скорик проснулся и, поднявшись с дивана, попытался прийти в себя. В дверь продолжали настойчиво звонить. «Это Палёный!» – спросонья решил Скорик и его нахлобучил и сковал холод. Но Скорик все-таки подошел к двери и даже открыл ее.
На площадке стояла Аглая. Она окинула Скорика подозрительным взглядом. Она так посмотрела на него, что Скорик почувствовал себя кругом виноватым. В груди Скорика ёкнуло, и по телу стал расползаться все тот же могильный холод.
– Что с ним? – спросил он.
– Это я у тебя хотела узнать, – Аглая вошла в прихожую. – Он сам на себя не похож. Какой-то отстраненный и пришибленный. Даже ко мне ночью не ломился. Вы с ним что делали?
Скорик смутился и пожал плечами:
– Да ничего особенного. Просто картошку сажали, – почесал затылок.
– И только? – спросила Аглая.
– И только, – Скорик с трудом выдержал ее пристальный недоверчивый взгляд.
– А откуда у него эта трещина на затылке?
Скорик вспомнил, как штык лопаты с глухим стуком вонзился в голову Паленова и внутренне содрогнулся.
– Не знаю, – буркнул Скорик и опустил глаза.
Аглая тяжело вздохнула.
– Больше не бери его на картошку, – сказала она. – А то он и так… – женщина осеклась и опять
