против, Есь. Против развода. Против того, чтобы мы продолжали быть друг другу чужими людьми.
– Напомнить тебе, почему таковыми стали? Хотя, я и не согласна с формулировкой, потому что ты и я – родители Сашки и это неизменно. Но… Ты забыл, почему мы уже не вместе?
Пришлось упереться ладонью в грудь Константинова и с усилием его от себя отодвинуть. Правда, отвоевать удалось всего пару сантиметров, не больше.
– Есь, давай не будем о прошлом, – поморщился Никита.
Этих нескольких слов хватило, чтобы в моей душе начала просыпаться фурия.
– Ох, как у тебя все просто! Захотел – поцеловал другую. Или других? М? Захотел – сказал, что у тебя все впереди, а наш брак – ошибка. А захотел – попросил не помнить о прошлом. Ну просто красота!
Я цедила эти слова в лицо Никиты, который застыл возле меня соляным столпом. Лишь только чувствовала, как его крепкие сильные руки напрягаются еще сильнее. В памяти мелькнули картинки того, как эти самые руки ласкали мое тело… Как дарили такое наслаждение, которого я не испытывала никогда и ни с кем, кроме Константинова. И эти мысли неожиданно отрезвили.
– Скажи, Ник… У тебя ведь были женщины за те полгода, что мы не вместе? – спросила я тихо. – Или хочешь сказать, что все это время ты жил монахом?
Конечно, я здраво смотрела на эту ситуацию и, зная Константинова, понимала, что он сейчас или солжет, или признается в том, что принесет мне лишь боль. И нет, это была не вовсе акция мазохизма с моей стороны. Скорее попытка отрезвить и Никиту, поставить его на место.
Он поджал губы и промолчал. Смотрел на меня виновато, а у меня внутри все переворачивалось от самых разнообразных ощущений, приносящих только неприятные чувства. Ведь одно дело просто предполагать, хоть и будучи уверенной почти в стопроцентных загулах бывшего мужа, и другое – видеть буквальное доказательство того, что у него были женщины.
– Есь… Это все неважно сейчас. Теперь никого. Никогда. Клянусь.
Я скривилась от банальщины, прозвучавшей из уст Константинова и, все же отпихнув его от себя, проговорила:
– Надо же, как удобно! Полгодика погулял, а сейчас возжелал вернуться, и этого времени, а также женщин из твоего прошлого как ни бывало. А меня – к ноге и ни-ни сделать то, что позволял себе ты сам.
Я заходила по кухне, словно солдат на плацу. Хватала вещи, перекладывала их с места на место, чтобы только привести мысли в порядок и унять то, что отравляло мою душу.
– Сколько у тебя их было? М? Это же неважно, так что можешь признаться жене, которую так хочешь вернуть. Сколько? Десять? Двадцать? Пятьдесят? Ну, говори, чтобы мы могли потом это обсуждать долгими зимними вечерами.
Я остановилась и тихо рассмеялась. Прежде всего, над самой собой. Потому что меня все случившееся по сей день трогало, черт бы подрал этого Константинова! И я уже начинала мысленно задаваться вопросом – кто был у него за время, прошедшее с нашего расставания? Та самая
