она не верила. Не мальчик же, понимал, кто, что и зачем.
То, что его могли очень ловко и удачно подставить, было почти очевидным. Парень был умным, талантливым и достаточно влиятельным на тот момент.
В совершенно стерильные, чистые руки, заключающие сделки, о которых ей с чувством тут заявлял Мишаня, она тоже не верила. Там, где крутятся большие деньги, всегда существовали и будут существовать бои без правил.
Другой вопрос... Другой вопрос, если Гольцова нужно было устранить, не устраняя. То есть убрать с арены действий, оставив при этом в живых. Посадят, нет ли, тут вопрос спорный. А вот что на прежнее место Гольцову не подняться, это стопроцентно.
– Не-еет. – Мишаня даже пальцем ей погрозил, когда Лия изложила ему свои доводы. – Ты неправильно мыслишь, дорогая! Совершенно искаженно! Оно и понятно, столько лет проработать с преступниками... Конечно, по-другому ты мыслить не можешь, но все было не так! Не так!
Она не стала спорить, тут же отключила слух и принялась мыть посуду.
Как там было с Гольцовым в его прежней сытой и беспроблемной жизни, ей стало уже неинтересно. Почти неинтересно... Больше ее интересовало то, как будет в его теперешней. Как он собирается сосуществовать бок о бок с ними со всеми: с ней, с Кариковыми? Оставит все, как есть? Или... Нет, ей все равно непонятно, зачем он к ней приходил? Совершенно нелогичный, глупый поступок. Даже для обиженного жизнью мужчины глупый. Выяснять, нет?..
Она на мгновение отвлеклась, прислушиваясь к тому, о чем бубнит за ее спиной захмелевший Мишаня. Там было все по-прежнему: бесполезные опустошающие подробности его теперешних романов, обиды на ее неприспособленность к семейной жизни и планы на ближайшие несколько недель. Слушать не стоило, и Лия снова сосредоточилась на мыслях о Гольцове.
Зачем все же он приходил?
Глава 5
Он совсем не понял, с чего это вдруг проснулся посреди ночи. Такого не бывало никогда прежде. Если уж мучается бессонницей, так с самого вечера. С того самого момента, как уляжется на широченную панцирную койку. Таращит глаза в не беленный со смерти жены потолок и все думает, думает, а спать не спит. Ну а уж коли доведется уснуть сразу, то до самого утра глаз не размыкает. До того момента, как корове нужно выходить.
Филипп Иванович осторожно повернулся на бок. Может, помирать он собрался, оттого и проснулся? Может, старая с косой к нему наведалась, да в бок, прежде чем забрать, ткнула. Чтобы он осознал, так сказать, перед самой своей кончиной, что все – пора, собирайся, и так зажился, старый...
Нет, не болело ничего. Сердце пускай по-стариковски, но все еще молотило. Кашель не подступал, перехватывая горло. И в голове было ясно, не давило ни в затылке, ни в висках.
Чего же тогда глаза-то вытаращил посреди ночи?! До коровы еще часа три, не меньше. Он еще лет десять назад научился безошибочно угадывать время без часов. С тех пор ни разу его и не перепутал. Чего тогда не спится? Странно как-то...
Может, за Лийку душа разболелась?
