Глеб, когда мы зашли через круглую арку в один из дворов.
– Читаю, гуляю, – сказала я. – Отдыхаю. Как и все.
– А путешествовать любишь?
– Не выношу поездов.
– А самолеты?
– Никогда не летала.
– Нужно это исправить.
Я не смотрела на Глеба, а взгляд мой блуждал по сторонам, как он часто блуждает у людей скучающих или пребывающих в поиске верного ответа.
– Может быть, – неопределенно ответила я.
– Ты-то смотрела вчерашний матч? – отчаянно подбирал тему для разговора Глеб.
– Нет.
– Совсем спортом не увлекаешься, или просто день такой?
– У меня мало времени на телевизор.
К моему счастью, скоро мы вышли на Садовое кольцо, и шум машин был лучшим предлогом отвечать коротко и быть немногословной.
– Нужно больше гулять, – повысил голос Глеб.
Я натянуто улыбнулась и подошла к остановке, где уже собралось человек семь. Троллейбус, царапая ванильное небо, медленно двигался по кольцу, будто так же, как и все пассажиры, постепенно пробуждаясь ото сна.
– Вот и мой троллейбус, – развела руками я, чувствуя, что переусердствовала с веселостью в голосе.
– Хорошего дня, – сказал мне Глеб, а я, заходя в троллейбус, только коротко обернулась к нему и кивнула, принимая пожелание.
Усевшись возле окна, я не посмотрела на Глеба, который все еще стоял на остановке, сжимая в руках портфель. Только когда троллейбус тронулся, Глеб медленно двинулся в сторону метро, оторвав взгляд от удаляющегося троллейбуса.
ГЛАВА 11
Я совсем не разбиралась в грибах, более того – я не любила их, но походы в лес осенью были скорее данью уже сложившейся традиции, нежели временной прихотью.
В лесу густо пахло влажной землей и сухими листьями, хотя земля еще не была укрыта тем оранжево-красным ковром, какой будет в начале октября. Лес дышал, распахнув широкие макушки сосен и елей, березы позванивали бусами уже желтеющих листьев, а ветер обнимал влажные стволы, по которым то тут, то там бегали маленькие паучки.
В лесу никогда не бывает тишины: все в нем живет, движется, стрекочет. Здесь не ветер хозяин пространства, а дух, что едва касается лица и волос. Лес обнимает, укрывает, погружает в пучину дурманящего аромата хвои и земли – самого родного для русского человека аромата.
Мы вышли из дедушкиного дома ранним утром, когда солнце, медленно поднимаясь над верхушками высоких сосен, своими вездесущими холодными языками проникало в каждую щель между раскидистыми ветвями, отбрасывая белесые тени на землю. Казалось, лес погружен в туман, кустарники покрыты инеем, а деревья своими махровыми лапами держат сгустки искрящегося серебра. Но это обман. Воздух был чист, свеж и прозрачен, а туманом были озорники-лучи, резвящиеся в лесу как непослушные дети.
Под резиновыми сапогами похрустывали веточки, слева и справа
