экскурсия по Мекксфорду отменилась, а опомнилась я лишь сейчас, сидя в салоне самолета и рассматривая пышные облака за окном.
– Подруга, а если оба двигателя вдруг откажут, и мы полетим вниз, ты спасешь только нас двоих или всех пассажиров? – шепнула Мизуки, сняв наушники.
– Конечно, всех.
– Но разве это не против… правил? – спросила она. – Как потом объяснить целостность экипажа и пассажиров?
– Спасение людей не входит в противоречие с моими правилами, – улыбнулась я. – Люди привыкли верить в чудеса, когда нет объяснений или даже есть. А вообще, я не уверена, что силенок хватит целый самолет спасти от верной гибели.
Лицо Мизуки вытянулось.
– Теперь мне неспокойно…
– Да ладно. С чего ты взяла, что мы можем разбиться?
– Зверь не дремлет, знаешь ли, – пожала она плечами. – Он целую Академию с землей сравнял, чего уж о самолете говорить.
– Это паранойя. Успокойся.
– Наверное. Если честно, я рассчитывала переместиться в Уатэ через портал. Неужели Монтгомери не смогла это организовать?
– Я не просила.
– И… почему?
– Необоснованная просьба. Я не собираюсь пользоваться ее добротой каждый раз, когда мне нужно. Она лишь советовала вернуться к близким.
– Коан Янг, какая же ты, черт побери, правильная! – фыркнула Мизуки. – Прям до тошноты!
– Какая есть.
Хоть полет и не расходовал силы пассажиров, от которых, кроме сидения в креслах, ничего больше не требовалось, я адски устала от безделья. Особенно ближе к вечеру, когда огромный закат в красном небе садился за горизонт, ноги немели, а руки чесались найти работу. Я бы с удовольствием провела медитацию, но мой максимум составлял поход в уборную. Мизуки читала «Преступление и наказание» Достоевского, пока не заснула – видимо, чтение о судьбе Раскольникова отнимало много сил – как в умственном, так и в эмоциональном плане. Убрав книгу из ее рук, я вложила в нее закладку и засунула в отдел кресла.
Пока за окном стремительно темнело, мне стало зябко, хотя в салоне уютно и тепло. Дело в предстоящей встрече с семьей – дедушкой и Акико. Мысль о том, как отреагирует сестренка, меня мучила. Я покинула дом в полной уверенности вернуться через минимум лет пять, но кто же знал, что не пройдет и двух месяцев? Записка, которую я оставила Акико, выглядела позорно и предательски. Я надеялась, что по прошествии лет сестренка повзрослеет, и боль от моего уезда излечится временем.
Я ненавидела себя за это. За мысль, будто время сделает дело, и все как-нибудь само собой решится. Наглядный пример того, как сильная любовь и привязанность к человеку могут внезапно обратиться страхом посмотреть ему в глаза. И отсутствие выбора на тот момент ситуацию не облегчает.
Как бы там ни было, любую реакцию Акико я встречу достойно.
Приземлившись в Вашингтоне, я немного приободрилась. Благо, перевозом багажа занималась авиакомпания, и паспортный стол с прочими процедурами проходить заново
