возраста. Автор, впрочем, ничего не пишет о Лафаргах, как и о дикарях, которые набрасывали петлю из ремня на горло папаши, когда тот входил в преклонные годы.
Для производства самоубийства оборудовано специальное помещение. Нет, оно совсем не отталкивает. Напротив. Манит. Читатель сопоставил бы его с сибаритской обстановкой эпохи Нерона: арбитр элегантности Петроний по приказу императора вскрыл себе вены, сидя в теплой ванне, с чашей вина в руке, декламируя в окружении друзей изысканные стихи. Зала для сведения счетов с жизнью вызывает в памяти также антиутопию английского прозаика С.Батлера «Эревуон» (1972 г.), где почтенные господа заключают коммерческие сделки, развалясь в роскошной мебели среди изящных картин и статуй… Марсианам выделяют средства спокойной, безболезненной кончины9.
Имя каждого сохраняется после смерти недолго. «Человек, заявляет Нэтти, личность, но дело его безлично. Балласт имен прошлого бесполезен для памяти потомков. Никакой Вечной Памяти, поскольку ни Бога, ни религии в «прекрасном новом мире»10 нет, как при любом коммунизме.
Творец – не Господь, а всякий работник. В Homo faber орудуют коллективный опыт и природа. «Разве не природа предоставила ему все элементы и все зародыши его комбинаций?» ‒ воплощает глубокомысленная Нэтти у пришельца с Земли. Социал-демократ, разумеется, с нею солидарен: вселенная – единое целое, все заключающая в себе и все определившая собой. Именно так излагает причину мироздания учебник для детей марсиан, и как это удивительно соответствует концепции кожевенника Иосифа Дицгена! Растворяться нужно не в религии, некогда существовавшей на Марсе, а в «экстазе наслаждения природой».
Оперативность высококультурной расы во всем, за что бы она ни бралась, произвела на Леонида впечатление выплеснувшейся из недр природы магии, лишенной мистического ореола. Революционер погрузился по самую макушку в изучение передовой науки и техники, искусства, средств массовой коммуникации, дабы способствовать сближению цивилизаций на Земле и Марсе.
Почему однако в нем «ни на минуту не исчезает» то явное, то смутное сознание, что перед ним «образы чужого мира»? Когда он подлетал на этеронефе к далекой звезде, его не покидало «тревожное тоскливое ожидание». Разве не угодил сей Одиссей в будущее, которого он и его товарищи по партии страстного чают? …Может, его удручает, что любимая им Нэтти до встречи с земным радикалом была супругой двух марсиан одновременно? …Враги социальных перемен в России распускали сплетни, будто у коммунистов будут общие жены… Многобрачие, размышлял Леонид, принципиально выше единобрачия, ибо оно дарует большее богатство личной жизни… На Марсе отсутствует мелочная регламентация интима со стороны государства: в полночь, догадывается читатель, здесь не бьют в колокол, как в коммунистическом государстве иезуитов в Парагвае, призывая мужчин к отправлению супружеских обязанностей… «Единобрачие в земных условиях, ‒ подвел базу социал-демократ, ‒ вытекает только из экономических соображений». При коммунизме же
