это происходило не с ним, что он не знал никакой Дженни, что те безрассудства в их исполнении были всего лишь его больной фантазией. Отцу Фрэнку действительно хотелось (и, возможно, даже пора, по словам многих людей в деревушке) уходить на заслуженный отдых – он чувствовал себя больным и обветшалым, словно слившимся со строением старой церквушки, одного из самых старых зданий в городе. Вот он и ощущал себя таким же старым, таким же одиноко стоящим среди массовых застроек и общей удовлетворенности.
Отец Фрэнк не был удовлетворен. Во всех смыслах этого слова, абсолютно во всех. Ему не хватало радости, бодрости, смелости, похвалы, важности, щедрости, жалости – и этот список можно было продолжать. Не говоря уже о том, что ему не хватало секса. Простого человеческого секса, которого он был лишен последние тридцать с небольшим лет. Вот и образ Дженни, девушки из ниоткуда, не случайно вырос в его сознании.
– Чертова молодость! – закричал на всю церквушку отец Фрэнк. И сразу же осекся – несмотря на некое наплевательство, ему нельзя было забывать о том, кем он являлся сейчас, какой сан занимал. Всё остальное – воспоминания, пустые и ненужные для настоящего времени, но такие живые и яркие, что хочется забыть о настоящем, вернуться в прошлое и уже оттуда попытаться сжечь будущее, которое ничего хорошего не предвещало. Но всё же это были пустые и ненужные мысли…
Взяв бутылку священного вина, отец Фрэнк направился в свою любимую исповедальню. Иногда у него складывалось впечатление, что он может укрыться там от чужих глаз, посторонних мыслей и самого Верховного, око которого было везде, куда ни взгляни. Как раз в этом смысле у исповедальни было двойственное положение: так как это помещение помогало отцу Фрэнку выслушивать о наболевшем, накопившемся или просто всякий странный бред (он опять вспомнил Гарри), в общем, ту информацию, которая никогда не выйдет за пределы церквушки или точнее сознания священнослужителя, то он считал вполне возможным спрятаться самому в этом помещении, чтобы ничьи глаза его не видели, а уши не слушали. Тем более в данном случае он не хотел сдаться пьянчужкой в лоне христианской морали. Вновь привалившись к деревянной стенке, отец Фрэнк спокойно выпил третий или четвертый (а, может, пятый – кто считал?) стакан вина. Он даже подумал, что на ближайшую церемонию священного напитка может не хватить, но усталость и воспоминания брали своё.
Отец Фрэнк заснул. Его простое, старческое лицо поначалу не выказывало никаких эмоций. Но по прошествии четверти часа он уже видел во сне себя, окруженного друзьями. Их было человек шесть или семь, не каждого из них Фрэнк мог даже вспомнить имя. Они курили «травку». Они оттягивались, как нормальная молодежь. Они жили, наслаждались жизнью, не пытаясь скрывать этого пристрастия. Друзья и «травка» – хороший стимул любить жизнь в любом ее виде. Вот уж чего точно не хватало в повседневной жизни старого священника – стимула!
Дальше
