Фрэнк обратился к Богу – найти справедливость среди людей ему так и не удалось. Ах, Дженни, Дженни… Её белокурые волосы, ниспадающие на белые, в синяках, плечи, ее закрытые прекрасные глаза, ее красивое, но уже заиндевевшее тело – это всё, что Фрэнк помнил последнее о любимой девушке.
Отец Фрэнк открыл глаза. В них не читалось ничего, кроме ненависти, всепоглощающей и всеобъемлющей. Он ненавидел людей за их непонимание и ничегонеделанье, он ненавидел себя за то, что допустил произошедшее столько лет назад и Бога – за то, что он по-прежнему не дал ему ни одного ответа на поставленные вопросы.
Отец Фрэнк оглянулся по сторонам, пытаясь придти в себя. Затем он встал, вышел из исповедальни, желая увидеть прихожан. Но никого не было, и его желание компании утонуло в пустоте. Не зная ничего другого, священник вновь зашел в исповедальню, уткнулся спиной в деревянную стенку и заснул в надежде уже никогда не просыпаться. Но просыпаясь и каждый раз отталкивая от себя плохие воспоминания или привлекая обратно приятные, отец Фрэнк понимал, что его время еще не пришло…
3
– Шериф, зачем вы это всё мне показываете?
На столе перед отцом Фрэнком лежала кипа фотографий. На них была изображена мертвая девушка. Ей было на вид семнадцать, и она была похожа на дочку прихожан, которые приходили к нему на мессы раз-два в месяц – не чаще. Сама девушка уже давно не приходила к нему в церквушку. Современная молодежь, как здраво предполагал отец Фрэнк, была далека от того, чтобы слушать проповеди о христианской морали. Их интересовали совершенно другие вещи, у них были абсолютно иные цели. Он их прекрасно понимал, ведь сам был таким. В принципе, ничего не изменилось со времен его молодости: наркотики, алкоголь, секс, музыка. Разве что теперь добавились другие аспекты, такие, например, как постоянное зависание в интернете, нежелание читать что бы то ни было, огромное количество электронных штук, для половины которых священник даже не знал применения. Да и музыка сильно поменялась: отцу Фрэнку совершенно не нравились новые молодежные вкусы, и это следовало не из того, что они были собственно новыми, свежими – нет, они вполне отвечали времени. Просто музыка стала глупее, приземленнее, и священник никак не мог уловить того вдохновения, которое в ней находили молодые люди. Сколько раз тишину церкви нарушали звонки, точнее мелодии звонков! Но отец Фрэнк всегда призывал всех к толерантности, поэтому самому приходилось придерживаться этой позиции. Он, конечно, помогал развивать всеобщую мораль, как мог, но мир вокруг стал слишком наглым, вызывающим и оттого еще более привлекательным для незрелых умов.
Возвращая взгляд к девушке на фото, священнослужитель в очередной раз порадовался про себя, что не обедал до этого – к горлу подкатил ком, его мутило. Хотя, на самом деле, все могло быть хуже, будь он на полный желудок. Ее тело было
