как дико это все звучало со стороны.
Михайлов ничего не ответил. Он направился на свое привычное рабочее место и принялся точить топоры. Со стороны было хорошо заметно, как он нервничает. Он все время оглядывался и прислушивался ко всем звукам, которые доносились с улицы. Несколько раз он тихонько подкрадывался к двери и смотрел сквозь щели, нет ли там кого-нибудь.
Вскоре стемнело. За окном завывал ветер и гнал снежные облака. Казалось, что все вымерло; никого не было видно, кроме солдат на вышках. Когда совсем уже стало темно, фонари на столбах стали освещать только контрольно-следовую полосу между защитными заборами. И эти небольшие участки в лагере казались лишь маленькими крупицами чего-то светлого в огромной, совершенно черной тайге.
Вдруг снежная тишина, темнота и безлюдье нарушились сильным пучком света. Михайлов сквозь щель в двери заметил, как засуетились солдаты на въезде в лагерь. Забегало начальство, и послышались резкие команды.
«Ну, тем лучше», – подумал про себя Михайлов. Он вытащил из-под тяжелой половицы небольшой остро отточенный топорик и осторожно вложил его себе в рукав, несколько раз взмахнул рукой и остался чем-то очень доволен. Судя по шуму за дверью, приехала машина и, вероятно, какое-то начальство. Солдаты по-прежнему бегали по всему лагерю, и везде слышалось, как они перекрикиваются.
Михайлов осторожно вышел на улицу и осмотрелся. Из леса отряды еще не возвратились, и он направился в сторону своего барака. Его друг был уже там. Он сидел на шконке, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону. Михайлов сел рядом и тихо произнес:
– Ладно, не переживай, все будет хорошо. Не зря же мы столько лет здесь мучились?
– Ты, действительно, придумал какой-то план или просто так сказал, чтобы успокоить меня?
Михайлов молчал. Был ли у него план, он и сам не знал. Просто нужно было что-то сказать в тот момент, вот он и сказал. Они сидели вместе на одной шконке и молчали. Неожиданно резко распахнулась дверь в барак:
– Михайлов здесь?
– Здесь.
– Ты где лазаешь, старый хрен? Мы тебя по всему лагерю ищем. Быстрее иди, там какое-то начальство приехало по твою душу.
– Какое еще начальство?
– Ну, а я почем знаю? Сказали срочно найти и доставить.
– Иду…
– Да не иду, а бегом, твою мать… идет он…
Михайлов повернулся к другу:
– Сиди пока здесь и без меня даже не думай выходить из барака. Если я не вернусь до прихода беспредельщиков, то постарайся спрятаться куда-нибудь, но, главное, обязательно дождись меня.
– Хорошо. Только это, ты быстрее там…
– Я постараюсь…
Михайлов старался идти как можно быстрее, но со стороны могло показаться, что он еле передвигает ноги. За эти годы он очень сильно ослаб, да и бесчисленные переломы и болезни постоянно напоминали
