352], «у нас», «к нам» и пр.[49] И подобно тому, как все окружающие сознают и признают силу закона, но не имеют ясного представления об её природе, так и о самом Порфирии никто, даже Разумихин, считающийся его родственником, ничего не знает. При этом сила Порфирия обнаруживается лишь при «официальном» или «полуофициальном» взаимодействии с другими персонажами: ей подчиняется Разумихин [6; 225–226] и даже сам Раскольников [6; 269].
После идейного синтеза внутренний смысл «земной» власти проявляется в особом отношении следователя к преступнику. Он не стремится во что бы то ни стало изобличить его, а, напротив, старается помочь: «А я вам, вот самим Богом клянусь, так «там» подделаю и устрою, что ваша явка выйдет как будто совсем неожиданная. Всю эту психологию мы совсем уничтожим, все подозрения на вас в ничто обращу…» [6; 350]. Следователь объясняет это некоей «привязанностью» к преступнику [6; 344], являющейся следствием понимания мотивов его поступка. За неполные два дня знакомства следователь встречается с преступником трижды, причём, хотя две первые встречи происходят как будто по инициативе Раскольникова, неизбежность этих встреч предопределена волей Порфирия. Кроме того, что он должен встретиться с Раскольниковым как следователь, он уже знает о нём по рассказам Разумихина и своих сослуживцев, а также по его статье в газете. Последнее обстоятельство является для Порфирия наиболее важным: «Я вас давно поджидаю…», ибо «статейку вашу я прочёл <…>, да и подумал: «Ну, с этим человеком так не пройдёт!»» [6; 345].
Уже первая встреча следователя и преступника имеет для обоих решающее значение, хотя Раскольников этого и не сознаёт. Порфирий убеждается в его виновности и подтверждает своё предположение, что главной причиной преступления стала «теория», обосновывающая право и даже обязанность «необыкновенных» людей преступать закон. Он понимает, что Раскольников не обычный преступник: «Вышло-то подло, это правда, да вы-то всё-таки не безнадёжный подлец» [6; 351], и даже убеждается, что Раскольников – честный, «наиблагороднейший» человек: «По крайней мере, долго себя не морочил, разом до последних столбов дошёл» [6; 351], и потому его слова о вере в Бога и в воскресение Лазаря[50] Порфирий воспринимает всерьёз. Это обстоятельство имеет для следователя наибольшее значение, так как он понимает, что «теория» не была для Раскольникова ни целью, ни средством для доказательства собственной исключительности, а лишь показалась ему, «нетерпеливому и раздражительному от природы», кратчайшим путём к Новому Иерусалиму – счастливой жизни для всех людей.
Поняв это, Порфирий увидел в Раскольникове не врага, а самого себя двенадцать лет назад: «Вы смелы, заносчивы, серьёзны и… чувствовали, много уж чувствовали <…>. Мне все эти ощущения знакомы, и статейку вашу я прочёл как знакомую. В бессонные ночи и в исступлении она замышлялась, с подыманием и стуканьем сердца, с энтузиазмом
Подобным же образом проявляется принадлежность к государственной власти в словах другого её представителя – поручика Пороха. Косвенным подтверждением этого может служить и аббревиатура их имён – «ПП».
См.: [6; 201].
