Они переняли привычку переписываться у своих детей, особенно у Линдсей, которая непрерывно кому-то писала и пользовалась смартфоном уже с четырнадцати лет. Это было ее основным средством общения с окружающим миром, и Лиз тоже сочла его весьма удобным.
Самолет поднялся в воздух несколькими минутами позже. Всего в самолете было двенадцать мест, но Маршалл путешествовал в одиночестве. После взлета стюард принес ему кофе и положил аккуратно сложенные «Нью-Йорк таймс» и «Уолл-стрит джорнал» на столик рядом с сиденьем, хотя Маршалл предпочитал читать их в электронной версии. Бо́льшую часть времени он читал сводки о доходах, а когда самолет приземлился, его уже ждала машина, чтобы отвезти в офис. Без четверти десять он был на месте и уже через двадцать минут сидел на совещании. В шесть часов работа закончилась, и водитель отвез его домой, в квартиру на бульваре Уилшир в Беверли-Хиллз, и как только они подъехали к дому, он отпустил водителя. В Лос-Анджелесе он предпочитал водить машину сам, а к услугам водителя прибегал, когда нужно было забрать его из аэропорта или, наоборот, отвезти туда. Но держал свою машину Маршалл в Лос-Анджелесе: старый «ягуар», который купил несколькими годами ранее, был идеальной машиной именно для этого города.
Он написал Лиз, пожелав приятно провести время на кинофестивале, принял душ и в пятнадцать минут восьмого спустился в лифте в гараж, находившийся в здании, сел в «ягуар» и направился в сторону океанского побережья. Доехав до океана, он свернул направо, на Пасифик-Кост-хайвей и направился в сторону Малибу. Шоссе было загруженным, как и всегда в это время суток, но Маршаллу это не испортило настроения, и он включил радио. Во время этих двухдневных поездок в Лос-Анджелес он всегда чувствовал себя словно на каникулах, и ему приятно было бывать здесь, в более теплом климате. Местная городская жизнь казалась более праздничной, чем жизнь на севере.
Ему понадобилось полчаса, чтобы доехать до здания, расположенного по знакомому адресу. Это был слегка обветшалый домик с белыми ставнями и слегка покосившимся частоколом, похожий скорее на коттедж, но Маршалл знал, что он гораздо больше, чем кажется. Он проехал по подъездной аллее и остановился около гаража, где на земле лежали рядышком два розовых велосипеда, а в дом вошел через черный ход, как обычно незапертый. Пройдя мимо большой, слегка захламленной кухни, он открыл дверь в огромную, залитую солнцем комнату, отделанную как студия художника, в которой прелестная молодая женщина сосредоточенно работала над большим полотном. Грива ее светлых вьющихся волос была небрежно заколота на затылке. На ней была мужская майка, сильно поношенная и забрызганная краской, и ничего под ней. Обрезанные джинсы, превратившиеся в очень короткие шорты, открывали испачканные краской длинные стройные ноги в резиновых шлепанцах.
Она удивилась, увидев гостя, а потом медленно опустилась на стул и улыбнулась.
– Ты здесь?
Она выглядела довольной.
– Я говорил тебе, что приеду во вторник на этой неделе, –
