было назвать старухой, смотрела на меня особенно внимательно.
Мой отец, Крыщук Прохор Пантелеймонович, родился 10 августа 1914 года в селе Хижники на Украине. Умер 6 сентября 1988 года в Ленинграде, в военном госпитале.
В этот день он стал мне подробно рассказывать, где находится какая-то военкоматская комиссия по похоронам, в какой кабинет мне обратиться, кого спросить. В случае его смерти полагалось пособие. Странным мне показался тогда этот практический подход к смерти, и я ответил, что хватит, что мы еще тысячу раз успеем про это поговорить… «Не успеем», – ответил отец.
Я потом не раз замечал, что и большинство людей ведет себя малодушно у постели умирающего. Тот сосредоточен на мысли о своем уходе, а они, вместо того, чтобы разделить с ним это его самое важное переживание, делают вид, что ничего не происходит, то есть еще до кончины покидают его, оставляют наедине с самим собой и смертью.
В двенадцатом часу ночи я попрощался, оставив маму дежурить у отца. Не успел открыть дверь квартиры, как раздался телефонный звонок. В трубке плакала мама: «Нет больше нашего папы». Выходит, я не дождался всего нескольких минут.
На похороны отца пришли не только его фронтовые товарищи, но и мои друзья. Пришли они не к нему, конечно, ко мне, чтобы быть в этот день со мной. Я внутренне торопил неторопливую по определению церемонию. Меня тяготило присутствие чужих, которых всегда много как на юбилеях, так и на похоронах, тяготило их деловитое исполнение скорбного ритуала.
Недалеко от свежей могилы была могила двенадцатилетнего мальчика. На плите был его портрет и эпитафия: «Ты не успел понять всей жизни сложность. Бесстрашье заменило осторожность. Мама. Папа». Господи, до чего же люди нелепы в своем стремлении быть многозначительными! Даже перед лицом смерти. Впрочем, перед лицом смерти особенно.
Я показал кому-то из стоявших рядом на эту эпитафию. «Наверное, катался на велосипеде и угодил под машину», – сказал я. Мне в ответ улыбнулись. Так-то лучше. Что они знают про моего отца, чтобы так вот трудолюбиво предаваться скорби!
А что я сам о нем знаю?
В дневнике отца я нашел листок «Советской России» за 28 апреля 1985 года. Страна готовилась отмечать 40-летие Дня Победы. Эти праздники становились все более пышными и все более бессмысленными. Но для отца это был, как оказалось, последний юбилей.
Почему он сохранил именно этот листок? Одна из заметок начиналась такими словами: «Война, конечно, подкосила мужицкую силу, подкосила и любовь к красивому, подкосила, но не выкосила». Может быть, эти слова отвечали каким-то его тайным мыслям, которыми он не делился? Но эта догадка, пожалуй, слишком сентиментальна. Скорее, ему понравились слова маршала Конева, приведенные на другой стороне листка: «От первых неудач начального периода войны к полной капитуляции побежденного врага, гитлеровской Германии, – таков великий путь нашей армии в минувшей войне. Это ли не выдающийся исторический пример!
