объекту с мощным гравитационным полем, искривляла все вокруг Наоми. Сидя в респектабельном, образцовом кабинете доктора Чинь на облюбованной врачами шикарной улице Жакоб в 6-м округе, Наоми наблюдала искажение реальности: мягкие черты вьетнамки неуловимо менялись, делались резче, а причудливый акцент самой Наоми куда-то подевался, и она вдруг заговорила по-английски, как ее давняя подруга из Токио Юки Ошима, то есть как японская школьница. Наоми очень рассчитывала сделать Юки своей главной помощницей в токийской авантюре с Аростеги и теперь не могла отделаться от ощущения, что беспрестанно менявшая облик доктор Чинь – это вроде как та же Юки в Париже. Но помогать ей доктор Чинь не собиралась.
– Пожалуйста, уберите фотоаппарат, – сказала она, увидев “Никон” у Наоми на коленях. – Каждый раз, когда позволяю себя снимать или записывать, потом приходится сожалеть. Я встретилась с вами только для того, чтобы предотвратить последствия, которые могут иметь слова этой слабоумной уборщицы о Селестине Аростеги. Вероятно, об этом я пожалею тоже.
Наоми нежно погладила фотоаппарат, будто желая показать: это существо от природы безобидное.
– Мне просто нужны доказательства, что я действительно беседовала с вами. А то большинство авторов надергают сведений из интернета, слепят в интервью, а потом выдают за материалы конфиденциальной беседы.
Наоми вообразила, как возникший за ее плечом Натан, услышав эти слова, посмеивается и качает головой. Ровесники, они, однако, принадлежали к разным поколениям – Наоми была современнее. А Натан, видимо, усвоил свои представления о журналистской этике из старых фильмов про газетных корреспондентов. Рыться в интернете, собирать информацию – это совершенно законные методы работы журналиста, считала Наоми, и никакие этические соображения не заслоняли от нее бескрайних возможностей, предоставляемых общедоступными ресурсами. Не фотографироваться ежедневно, пусть даже просто делать селфи, не сохранять себя в аудио– и видеоформате, не кружиться в сетевом вихре значило искушать небытие. Конечно, говоря доктору Чинь о доказательствах, Наоми лукавила, но тем больше чувствовала себя профессионалкой. Так поступают в эпоху интернета, в эпоху освобождения.
Доктор Чинь оказалась мягкой только с виду.
– Сейчас и фотографии, и записи легко подделать, что бы вы там ни говорили. Поэтому уберите фотоаппарат и диктофон – я имею в виду эту маленькую штучку у вас на шее, которую рекламируют в модных журналах, – или уходите сейчас же.
Лицо и голос доктора Чинь оставались абсолютно невозмутимыми, а вот щеки Наоми загорелись – она вдруг совсем растерялась и ощутила это кожей прежде, чем пришло понимание, прежде, чем похолодело внутри.
– Что ж, можно и без записи, если вам так спокойнее.
Наоми, усердно изображая безразличие, отстегнула с ремешка черный, глянцевый, как маленькое пианино, мини-диктофон “Олимпус”, предназначенный для того, чтобы записывать тайком, и убрала в сумку вместе с фотоаппаратом. Ее почти
