style="font-size:15px;"> – Со здоровьем у Селестины Аростеги было все в порядке. Обычные жалобы для женщины ее возраста, не более. Я была ее личным терапевтом. Направляла к специалистам в случае необходимости. Если бы она болела раком или чем-нибудь в этом роде, я бы знала.
Наоми отчаянно хотелось достать из сумки блокнот на спирали в картонной обложке с коллажем из газетных страниц и надписью “Блокнот журналиста / Bloc de Journaliste” – разумеется, его подарил Натан, – однако она нутром чуяла, сколь хрупко достигнутое согласие, и не решалась.
– А какие жалобы вы называете нормальными для женщины ее возраста?
Доктор Чинь даже улыбнулась, но будто бы с некоторой горечью.
– Почитайте в интернете про климакс и все узнаете.
Климакс и преступление – два явления, которые Наоми никогда не связывала, даже умозрительно, вдруг наложились друг на друга, и где-то в глубине ее сознания мелькнула короткая вспышка. Наоми положила себе не забыть об этом маленьком озарении и на досуге углубиться в изучение сложных перипетий, связанных с менопаузой и прочими женскими делами, ранее вовсе ее не интересовавшими. Она установила в своей голове сигнальный флажок – он должен был выскакивать, как только речь зайдет о возрасте Селестины.
– А почему консьержка считает, что у Селестины была опухоль мозга? С чего бы обычной женщине выдумывать такое?
– Вы знакомы с этой Третьяковой?
– Видела интервью с ней.
– Ах да. – Доктор Чинь встала, отряхнула халат миниатюрными ручками, будто мадам Третьякова накрошила ей на подол. – Эта обычная женщина, неосознанно, конечно с помощью интернета создала новый миф о мадам Аростеги. Что доставило мне и моим коллегам-врачам много неприятностей, знаете ли. – Доктор Чинь презрительно фыркнула. – Мадам Третьякова – особа недалекая и верит, что рак мозга бывает, если много думаешь или даже думаешь об определенных вещах. И я хочу, чтобы вы исправили эту ситуацию. Поэтому и согласилась с вами встретиться. – Окончив свою речь, вьетнамка-статуэтка снова села и застыла в прежней позе. – Пресса уже обвинила нас в небрежном отношении к здоровью женщины, считавшейся национальным достоянием. Пишут об ошибочных диагнозах, халатности, о том, что на нас давили сверху, вынуждая закрывать глаза на ее смертельное заболевание, и так далее.
– А ничего этого не было?
– Нет.
– И Селестина не говорила мужу, что у нее рак мозга, и не просила ее убить?
Доктор Чинь печально улыбнулась – вот наконец искренняя улыбка, подумала Наоми, – взгляд ее просветлел, даже ритм дыхания изменился, и в строгом, чопорном кабинете будто явилась вдруг Селестина Аростеги, живая.
– Селестина всегда говорила, что обречена, смертельно больна. Своим студентам, мне – всем говорила. Она не жаловалась, а скорее уверяла, понимаете? И всякий, кто читал ее труды, должен был понять, что она не физическое здоровье имела в виду.
Доктор Чинь опустила глаза и, разглядывая свои кукольные
